Жорж Сименон - До самой сути

Так, много лет спустя, Пи-Эм опять услышал о брате.

Hope он, разумеется, ничего не сказал. Несколько дней подряд он просматривал газеты в тщетной надежде узнать подробности. Затем они на неделю отправились в Майами, потом вернулись в Тусон, оттуда — на ранчо.

Аризонские газеты о происшествии не упомянули — оно ведь случилось на другом конце Штатов.

Что он мог сделать? Со дня женитьбы не прошло и года. Он только что сделался компаньоном Ривза, старого ногалесского адвоката; благодаря этому все жители долины становились клиентами Пи-Эм.

Разве он помог бы Доналду, прикатив в Рок-Айленд и объявив: «Я — брат обвиняемого, адвокат, и буду его защитником»?

А если уж говорить начистоту, у него в тот момент были денежные затруднения: чтобы войти в дело, пришлось уплатить крупную сумму Ривзу; обращаться же к Hope он не хотел.

Известия о брате он получил от Эмили. Без нее он вообще ничего не знал бы о родных. Она одна поддерживает более или менее регулярно переписку со всей семьей.

Что, собственно, сообщила она в тот раз? Что с Доналдом плохо: снова запил и угодил в западню. Уверяла, что он невиновен во вменяемом ему преступлении — просто остальные все свалили на него.

— Как она выглядит?

— Высокая, красивая девушка лет тридцати двух или трех.

— Ты так прямо к ней и заявился?

— Нет. Сначала позвонил. Хотел попросить ее встретиться со мной в каком-нибудь баре или аптеке-закусочной. Мне даже не пришлось назвать себя. Она сразу узнала мой голос.

— Ты в Лос-Анджелесе? — спросила она.

— Да.

— Придется подождать. У меня подруга. Пробудет до десяти. Чуть позже — приходи.

У нее прелестная квартира на Беверли-Хиллз. Одета она очень элегантно.

— Живет одна? — без всякой задней мысли полюбопытствовал Пи-Эм.

Брат сухо ответил:

— По-моему, да.

Странно все-таки! У тебя есть сестра, а ты наверняка не узнаешь ее на улице, и ничего тебе о ней не известно.

Почему она не вышла замуж? Имела любовников или нет?

— Эмили все устроила. Я скрывался у нее несколько дней. Она написала Милдред и послала денег: пусть едет с детьми в Мексику. Ногалес пришел ей в голову потому, что ты живешь у самой границы.

— Почему она не предупредила меня?

Доналд раскрыл рот, но тут же снова поджал губы.

Пи-Эм понял. Видимо, Эмили посоветовала: «Лучше его не извещать. Он воспользуется этим и куда-нибудь на время уедет. А если ты нагрянешь неожиданно и прижмешь его к стенке, ему не отвертеться».

Чтобы сменить тему, он полюбопытствовал:

— Эмили знает, что с отцом?

— Он даже прислал ей свое фото. Я сам видел.

— Правда, что он снова женился?

— Да. Ей сорок два. Ему… Погоди-ка… Тебе тоже сорок два… Плюс двадцать восемь… Отцу ровно семьдесят. Он построил себе домик в Брейдентон-Бич, Флорида, недалеко от Тампы. Эмили показывала мне снимок.

Очень миленький коттедж на дюнах. Отец построил не только его — целую кучу таких же: сдает внаем. Так вот, возвращаясь к Эмили. По-моему, деловая хватка у нее от отца. Она процветает. Одиночеством вроде не тяготится.

Больше всего меня поразило, какая она элегантная. Бедняга Милдред приняла бы ее за кинозвезду. Конечно, Милдред…

На какую-то секунду Пи-Эм показалось, что непринужденность Доналда наигранная — брат избегает разговора о себе. Но нет. Все совершенно естественно. Он как бы подводит семейный баланс. Удивительно, до чего же далеко разбросало кучку людей, сложившуюся когда-то в айовском поселке! Эмили в Лос-Анджелесе, Пи-Эм — в Аризоне, Доналд пытается перебраться в Мексику, папаша Эшбридж вторично женился и обосновался на одном из флоридских пляжей.

Счет оказался, видимо, неполон: Доналд сдвинул брови, словно припоминая, кого они забыли.

— Что с Пегги? — осведомился он.

Пи-Эм сунул голову в стенной шкаф, где рядами висели галстуки.

— Это Эмили тебе о ней рассказала?

— Да нет же! Ты сам написал мне о ней, еще когда жил в Чикаго.

— Она была неплохая женщина.

— Умерла?

— Нет. Вернее, не знаю. Мы развелись давным-давно.

— А…

Уж не собирается ли Доналд стать в позу судьи?

У него какая-то обескураживающая манера задавать вопросы.

— Вы ведь в церкви венчались, правда?

— Да. Она тоже была католичка.

— А Нора?

— Нора протестантка.

— Детей у тебя не было?

— Нет.

— Пегги работала?

— Да. В «Белл-телефон».

— А теперь?

— Не знаю. Наверное, по-прежнему работает.

На что это Доналд пытается намекнуть? Что они с Эмили наговорили о нем, Пи-Эм? Что он никогда не поинтересовался, каково Милдред с детьми? Пусть так.

Допустим, он виноват. Неизвестно только, стоило ли из-за всего этого портить жизнь себе.

Ах да, Пегги! Какое до нее дело Доналду? Пи-Эм женился на ней в Чикаго, когда ему было еле-еле двадцать. Он известил родителей, брата, сестру: в то время их семейные связи были еще довольно прочными.

Ему казалось, что он и сейчас помнит тон этих писем.

Правда, он предпочитает о них не думать. Он потерял голову. Жилось ему трудно, очень трудно: порцию спагетти в аптеке-закусочной и ту он мог позволить себе не каждый день. Он, должно быть, написал родным, что Пегги одобряет его честолюбивые планы и готова делить с ним нищету, что она — женщина простая, мужественная.

— Развода потребовал ты?

— Не помню уж точно, как вышло. Прожили несколько лет, потом увидели — ничего не получается.

— А Нора?

— Что — Нора?

— Она очень богата?

— Не знаю. Почему тебя это интересует?

— Просто так. Она намного моложе тебя.

— Ей тридцать два.

— Что представлял собой ее первый муж?

— Старый Чес?

— Так он был старый?

— Не в буквальном смысле. Ему было пятьдесят с чем-то, но волосы у него совсем поседели, и все звали его Старый Чес.

— Ты его знал?

— Да, по Тусону.

— Ранчо принадлежало ему?

— Да. Он поручил мне вести его дела. Я был тогда адвокатом в Тусоне.

— А!

Уже несколько раз Пи-Эм чувствовал, как кровь бросается ему в голову. Слова срывались с губ Доналда непринужденно, как бы невзначай, и лишь потом вы замечали, что их можно толковать в каком угодно смысле.

Куда он гнет? Ну ладно, Пи-Эм развелся с Пегги.

Вероятно, Доналд все-таки не думает, что брат его прикончил первую жену, чтобы отделаться от нее?

А Честер Мак-Миллан? Может быть, он убил и Честера Мак-Миллана, чтобы жениться на Hope?

— Послушай, Доналд…

— Да?

— Я устроил свою жизнь на свой манер — это право каждого. Я много работал. Работал всю жизнь, работаю теперь. Я никогда не давал себе поблажки и считаю себя порядочным человеком. Понятно?

— Что мне должно быть понятно?

Вот теперь изволь верить, что он наговорил все это совершенно непреднамеренно!

Доналд закурил сигарету. И все-таки, как он ни старался показать, что у него нет никакой задней мысли, она у него была. Он походил по комнате, потом встал перед братом, медленно поднял голову.