Жорж Сименон - Красный свет

— Это не правда! — выпалил он, когда Ненси упомянула об их былом счастье.

— Стив!

— Мне кажется, я тоже все обдумал, хоть и не сознавая этого. То, что ты сказала, — ложь. Вчера мы не были счастливы.

— Замолчи!

Голос Стива был так же глух, как голос его жены, но слова звучали от этого лишь убедительнее — столько в них было сдержанной страсти.

Он представлял себе их встречу совсем не такой и никогда не думал, что наступит день, когда он скажет Ненси то, что собирался сказать. Он чувствовал себя предельно искренним, как бы совершенно обнаженным и таким болезненно восприимчивым, словно с него содрали кожу.

— Не смотри на меня, закрой глаза и слушай. Нет, мы не были счастливы, и вот тебе доказательство: всякий раз, когда мы выходили за пределы повседневности, вырывались из круга мелких забот, я оказывался выбит из колеи, и мне срочно требовалось выпить. А ты? Тебе нужно было каждый день бежать в контору на Медисон-авеню, чтобы доказать себе, что у тебя интересная жизнь.

Часто ли, оставшись дома с глазу на глаз, мы уже через несколько минут не утыкались в журнал или не включали радио?

У Ненси увлажнились по краям веки, губа еще больше оттопырилась. Стив чуть было не отпустил ее руку, но жена судорожно уцепилась за него.

— Знаешь, когда я вчера начал тебе врать? Еще раньше, чем мы выехали: когда я объявил, что съезжу заправиться.

Она прошептала:

— Сначала ты сказал про сигареты.

Лицо у нее уже посветлело.

— Мне нужен был предлог, чтобы выпить виски.

Я целую ночь дул ржаное. Мне хотелось чувствовать себя сильным, свободным от всего.

— Ты ненавидел меня.

— Ты меня тоже.

Не скользнула ли по ее губам улыбка? Ненси тихо согласилась:

— Да.

— Оставшись один, я бунтовал до тех пор, пока не проснулся утром на обочине дороги, по которой, насколько мне помнится, не проезжал.

— Ты попал в аварию?

У него было ощущение, что впервые за время их знакомства между ними нет больше никакого обмана, даже намека на него и ничто не мешает им быть предельно откровенными друг с другом.

— Нет, это была не авария. Теперь мой черед сказать то, что ты должна знать, и лучше сделать это немедленно. Я встретил человека, в котором несколько часов хотел видеть свое второе «я», про которого думал: этот не трус; я сожалел, что не похожу на него, и выложил ему все, что накопилось на душе, все дурное, что бродило во мне. Я говорил ему о тебе, может быть, о детях и не убежден, что не отрицал свою любовь к ним. А ведь я знал, кто этот человек и откуда.

Стив снова закрыл глаза.

— С остервенением пьяницы я все поливал грязью, а тип, перед которым я разоткровенничался, не кто иной…

Он едва расслышал, как она повторяет:

— Замолчи!

Стив кончил. Он молча плакал, но слезы, катившиеся из-под сомкнутых век, не были горькими. Рука Ненси замерла в его руке.

— Понимаешь теперь?.. — Он с усилием проглотил комок, подступивший к горлу. — Понимаешь теперь, что только с сегодняшнего дня мы начнем жить по-настоящему?

Раскрыв глаза, он удивился, что она смотрит на него.

Быть может, Ненси смотрела на него все время, пока он говорил?

— Вот и все. Видишь, ты была права, утверждая, что мы прошли долгий путь за эти сутки.

Ему показалось, что он уловил в ее глазах остаток прежнего недоверия.

— Это будет другая жизнь. Не знаю какая, но уверен: мы проживем ее вместе.

Ненси все еще сомневалась.

— Правда? — спросила она с непосредственностью, которой он не замечал за ней раньше.

Позади Стива прошла сестра, направляясь к температурившей больной, — та, должно быть, вызвала ее звонком. Пока она оставалась в палате, Хогены молчали.

Но теперь это уже ничего не меняло. Возможно, когда жизнь войдет в привычную колею, Стив не без смущения будет вспоминать о своих сегодняшних излияниях. Однако разве не еще большую неловкость испытывал он, просыпаясь по утрам после пьяных разглагольствований ночью?

Они смотрели друг на друга без ложного стыда: оба чувствовали, что эта минута вряд ли когда-нибудь повторится. Каждого неудержимо влекло к другому, но это выдавали только их глаза, которые не могли оторваться друг от друга и в которых читалось все более глубокое чувство.

— Ну как, поладили? — бросила перед уходом сестра.

Грубоватость вопроса не покоробила их.

— Еще пять минут, и хватит, — объявила с порога сестра, держа в руке прикрытый полотенцем сосуд.

Прошло три из пяти оставшихся минут, прежде чем Ненси более твердым, чем раньше, голосом спросила:

— Ты уверен, Стив?

— А ты? — отозвался он, улыбаясь.

— Пожалуй, стоит попробовать.

Важно одно — не то, что будет потом, а то, что у них была такая вот минута. Чтобы не утратить ее теплоту, Стив заторопился. Все, что они могут еще сказать, лишь охладит накал их чувства.

— Можно тебя поцеловать?

Ненси кивнула, он встал, склонился над ней и осторожно прикоснулся к ее губам. Так прошло несколько секунд, а когда Стив выпрямился, рука Ненси еще лежала в его руке, и ему пришлось по одному высвободить пальцы, после чего он поспешно, не оглядываясь, зашагал к двери.

На ходу он проскочил мимо сестры и лишь случайно расслышал, что она зовет его:

— Мистер Хоген!

Он остановился и увидел, что сестра улыбается.

— Простите, что задерживаю. Но я должна предупредить, чтобы теперь вы приходили только в часы, отведенные для посещения больных. Расписание внизу. Сегодня вас пропустили, потому что ваша жена здесь первый день.

Он бросил взгляд в сторону палаты Ненси, и сестра пообещала:

— Не беспокойтесь, я позабочусь, чтобы она уснула.

Кстати, доктор оставил для вас две вот эти таблетки.

Примите перед сном — и спокойно проспите до утра.

Он сунул в карман белый пакетик.

— Благодарю.

Ночь была светлая, гравий аллеи поблескивал в лунном свете. Стив сел в машину и бессознательно направился не к тому дому, где снял комнату, а к морю. Ему требовалось время, чтобы пережить все, что он чувствовал и к чему городские огни, качели, музыка, тиры не имели никакого отношения. Все окружающее казалось ему бесплотным, ирреальным. Он проехал вдоль длинной улицы, постепенно становившейся все более темной, и в конце ее увидел глыбу, на подножие которой почти беззвучно накатывались волны. С моря дул свежий ветер, соленый воздух наполнял легкие. Не захлопнув дверцу машины, Стив пошел по глыбе и остановился лишь когда волна коснулась его ботинок. Украдкой, словно стыдясь, он повторил жест, который сделал, когда ребенком его впервые повезли взглянуть на океан, — наклонился, погрузил руку в воду и долго держал ее там, наслаждаясь живительной прохладой.

Потом, не задерживаясь, отыскал голубой фасад ресторана, служивший ему ориентиром, и выехал на дорогу, по которой шел пешком в больницу, и добрался до дома, где его ждал ночлег.