Жорж Сименон - Мегрэ, Лоньон и гангстеры

Мегрэ не мог не улыбнуться, представив себе, как помощник прокурора уводит чужую машину! Все эти люди из-за океана, к какой бы среде они ни принадлежали, ведут себя в Париже, как у себя дома. Многочисленные прохожие, которые шли в тот час по улице Рише, даже не подозревали, что присутствуют при погоне в духе Чикаго. И если бы бедняга Лоньон, прижавшись к решетке церкви Нотр-Дам де Лорет, не выслеживал бы в ту ночь мелкого торговца кокаином, никто бы никогда ничего не узнал обо всей этой истории.

— Неряха Джо жив?

— Да. Как говорит Гарри, доктору удалось его подштопать. Ему необходимо было сделать переливание крови, и Гарри дал ему уж не знаю сколько кубиков своей. Он ухаживает за ним, как родной брат, да куда там — лучше брата! Если он вернется в Сен-Луи с живым Неряхой Джо и сумеет сохранить ему жизнь до дня процесса; если, наконец, в день процесса Джо не струсит и подтвердит свои показания, Гарри станет почти таким же знаменитым, как Девей — после того как сумел очистить Нью-Йорк от гангстеров.

— А спутница Джо? Ее увел Гарри?

— Да. Он сердился на вас, когда увидел фотографии Чарли и Чичеро в газетах.

Слов нет, эти люди были сильны — что помощник прокурора, что гангстеры!

Они угадали, что подруга Маскарели, увидев фотографии в газете, решится действовать и обратится в полицию. Она это и сделала — ведь написала же она письмо Мегрэ!

Чарли уехал из «Весельчака», чтобы заставить ее молчать. Но за несколько минут до его прихода в гостиницу явился Гарри и увел ее, чтобы надежно укрыть.

Они не стеснялись в выборе средств. Они вели себя так, будто Париж — это своего рода ничья земля, где каждый может действовать на свои страх и риск.

— Она тоже у доктора?

— Да.

— Гарри не боится, что Чарли узнает этот адрес?

— Он будто бы принял необходимые меры предосторожности. Прежде чем туда идти он всякий раз убеждается, что за ним не следят, да к тому же кто-то их охраняет.

— Кто?

— Не знаю.

— Короче, что же он просил мне передать?

— Он просит вас не заниматься Чарли и Чичеро, во всяком случае, ближайшие несколько дней. Неряху Джо можно будет посадить на самолет не раньше чем через неделю. Он опасается всяких неожиданностей, которые могут помешать их отлету, — Если я правильно вас понял, он просил мне передать, что вся эта история меня не касается?

— Примерно так. Но он ваш горячий поклонник и заранее радуется, что, когда все кончится, ему наверняка представится случай поболтать с вами либо здесь, либо в Сен-Луи.

— Воплощенная любезность! Где вы расстались с этим господином?

— У дверей его гостиницы.

— Адрес помните?

— Это где-то в районе улицы Рени. Если я там похожу, то, мне кажется, узнаю дом.

— Вы в силах выйти?

— Разрешите мне только переодеться.

Начинало светать. Дом просыпался, наполнялся звучками, доносились голоса из соседних квартир, раздавались шаги на лестнице, где-то заговорило радио.

Мегрэ услышал плеск воды — инспектор, видимо, мылся, а когда он вернулся в столовую, то выглядел так, словно сошел с картинки модного журнала, только лицо его по-прежнему было цвета папье-маше.

Они спустились вниз; увидев, что машина стоит двумя колесами на тротуаре, Барон ужасно смутился.

— Мы поедем на моей машине?

— Я предпочитаю такси. Но если хотите, можете поставить ее как следует, вдоль тротуара.

Они прошли пешком до бульвара Батиноль и там сели в такси.

— Левый берег. Сперва на улицу Рени.

— Какой номер дома?

— Нам надо проехать всю улицу.

Не меньше четверти часа колесили они по этому кварталу, останавливались у всех гостиниц, и Барон разглядывал фасады. Наконец он сказал:

— Вот она.

— Вы уверены?

— Да. Я отлично помню эту медную дощечку. Они вошли. Какой-то мужчина протирал мокрой тряпкой коридор.

— В конторе никого нет?

— Хозяин приходит только в восемь часов. Я ночной сторож.

— Вы знаете имена постояльцев?

— Вон на доске все фамилии.

— Здесь живет американец, высокий блондин, еще молодой, его зовут Гарри?

— Наверняка нет.

— Может, все же проверите?

— Незачем. Я знаю, о ком вы говорите.

— Как?

— Парень, которого вы мне описали, зашел сюда сегодня часа в четыре утра.

Он спросил меня, в каком номере живет мосье Дюран. Я ответил ему, что у нас нет никакого Дюрана. «А Дюпон?» — спросил он. Я решил, что он смеется надо мной, — он ведь был сильно выпивши.

Мегрэ и Барон переглянулись.

— Он стоял вот тут, где вы сейчас стоите, и казалось, не собирался уходить. Потом он полез в карман, что-то долго искал и, наконец, вынул купюру в тысячу франков, сунул ее мне и сказал, что его будто бы преследовала женщина, и он решил забежать в гостиницу, чтобы от нее отделаться. Он попросил меня выйти на улицу и поглядеть, уехала ли машина, постоял еще несколько минут и только тогда ушел. Барон был взбешен.

— Он разыграл меня как мальчишку, — пробурчал он, когда они вышли на улицу. — Как вы думаете, он в самом деле помощник прокурора?

— Скорее всего.

— Тогда почему он это сделал?

— Потому что все эти люди из-за океана, что гангстеры, что прокуроры, считают нас чуть ли не детьми беспомощными, не способными справиться с мало-мальски серьезным делом. Мы для них, видите ли, приготовишки!

— Куда вас теперь везти, мосье Мегрэ? — спросил шофер такси, узнавший комиссара.

— Набережная Орфевр.

И, нахмурившись, Мегрэ забился в угол машины.

в которой Мегрэ, несмотря ни на что, соглашается выпить рюмку виски

— Господин комиссар, начальник приехал.

— Иду.

Было девять часов утра, и даже в тусклом свете пасмурного дня было заметно, что Мегрэ небрит и что глаза у него красные от бессонницы и простуды.

Уже три раза ему докладывали:

— Американка поднимает дьявольский шум.

— Пусть себе шумит на здоровье.

Потом пришел инспектор и рассказал:

— Я приоткрыл дверь, чтобы передать ей чашку кофе, но она выхватила чашку и швырнула мне в лицо. Матрас разорван в клочья, и вся камера засыпана конским волосом.

Мегрэ только пожал плечами. Потом он велел позвонить Люка и передать ему, что охранять «Весельчак» больше не надо и что он может ехать домой спать.

Но Люка ни за что не хотел пропустить конца этой истории и поэтому отправился не домой, а примчался на Набережную Орфевр. Он тоже весь оброс темной щетиной.

Что касается Торанса, то он заперся в пустом кабинете с Тони Чичеро и упорно задавал ему одни и те же вопросы, на которые Тони отвечал презрительным молчанием.

— Ты только зря теряешь время, старик, — заметил Мегрэ.

— Знаю. Но мне это доставляет удовольствие. Он не понимает, о чем я его спрашиваю, но я отлично вижу, что его это тревожит. К тому же ему дико хочется курить, но он слишком горд, чтобы попросить сигарету. Как-то раз он все же открыл было рот, но тут же умолк.