Жорж Сименон - Мегрэ в тревоге

Тротуары были практически безлюдны, но в полумраке, за открытыми дверями, можно было увидеть в сборе целые семейства, либо слушавшие радио, либо вкушавшие сладкие пироги, в другом месте — мужчину в одной рубашке, читавшего газету, в третьем — сухонькую старушку, дремавшую рядом с большими напольными часами с медным маятником.

Постепенно все чаще стали попадаться сады, пустыри между опоясывающими их стенами увеличивались, Вандея все ближе надвигалась на улицу, усеянную ветками, сорванными с деревьев недавними шквальными ветрами.

Мегрэ, отказавшись от машины, начал уже сожалеть о своем решении, ибо не предполагал, что его путь окажется столь долгим, тем более что солнце стало припекать макушку. Ему понадобилось почти полчаса, чтобы добраться до перекрестка Гро-Нуайе, после которого, как представлялось, шли уже сплошные луга.

Трое парней, одетых в темно-синие спецовки, с покрытыми лаком волосами, стояли, прислонившись спинами к двери постоялого двора, и, видимо не представляя, с кем имеют дело, поглядывали на комиссара с агрессивной иронией, свойственной сельским жителям по отношению к заплутавшему в их краях горожанину.

— Где тут дом мадам Паж? — осведомился он у них.

— Вы хотите сказать Леонтины?

— Я не знаю ее имени.

Этого было достаточно, чтобы они расхохотались. Им казалось странным, что кто-то мог этого не ведать.

— Если вы говорите о ней, то вон та дверь.

Дом, на который они указали, был одноэтажным и настолько низким, что Мегрэ мог рукой дотянуться до его крыши. Выкрашенная в зеленый цвет дверь состояла из двух половинок, как это бывает в конюшнях, — открытой верхней и прикрытой нижней.

Поначалу он не увидел ни души в очень бедно выглядевшей кухне, где наряду с печкой в белых изразцах наличествовал круглый стол, покрытый клеенкой в клеточку, на котором стояла пестрая ваза, скорее всего выигранная на какой-нибудь деревенской ярмарке; каминная полка была заставлена безделушками и фотографиями.

Мегрэ качнул колокольчик, подвешенный на тонкой веревке.

— В чем дело?

Он увидел, как хозяйка через дверь, распахивавшуюся влево, выходит из комнаты, которая вместе с кухней и составляла собственно дом. Женщине можно было с равным успехом дать как пятьдесят, так и шестьдесят пять лет. Сухая и жилистая, напоминавшая горничную из отеля, она вглядывалась в него с присущим крестьянам недоверием и не подходила ко входу.

— Что вам надо? — Затем сразу же: — Это не ваше фото они тиснули в газете?

Мегрэ услышал, как кто-то зашевелился в комнате.

Мужской голос поинтересовался:

— Кто это там, Леонтина?

— Да комиссар из Парижа.

— Комиссар Мегрэ?

— Думаю, так его и зовут.

— Пусть входит.

Не двигаясь с места, она повторила:

— Входите.

Комиссар сам приподнял щеколду, дабы открыть нижнюю половинку двери. Леонтина не приглашала его присесть, вообще ничего не говорила.

— Вы были служанкой, убиравшейся в доме Робера де Курсона, верно?

— В течение пятнадцати лет. Полиция и журналисты уже задавали мне кучу вопросов. Я ничегошеньки не знаю.

С того места, где он находился, комиссару теперь была видна побеленная комната, стены которой украшали олеографические картинки, ножка высокой орехового дерева кровати, застланной красной периной; его ноздри уловили знакомый запах трубочного дыма. Было слышно, как мужчина внутри дома беспрестанно производит какие-то движения.

— Хочу взглянуть, как он выглядит… — вполголоса произнес он.

Хозяйка дома беззлобно бросила Мегрэ:

— Слышите, что говорит мой муж? Входите. Он не может покинуть кровать.

У сидевшего в комнате мужчины лицо обросло густой щетиной; вокруг него были разбросаны газеты и дешевенькие издания романов. Он курил пенковую трубку с длинным черенком, а на ночном столике под рукой стоял литр белого вина и рюмка.

— Это все ноги, — объяснила Леонтина. — С тех пор, как их защемило буферами двух вагонов. Он ведь железнодорожник. Размозжило до костей.

Кружевные занавески смягчали дневной свет, а два цветочных горшка с геранью оживляли подоконник.

— Я прочитал все, что о вас написано, месье Мегрэ.

Весь день только книжками да прессой и занимаюсь.

Раньше-то я этим вообще не интересовался. Леонтина, принеси-ка еще рюмку для гостя.

Мегрэ не мог отказаться. Он чокнулся с инвалидом.

Затем, воспользовавшись тем, что жена последнего держалась рядом, вытащил из кармана отрезок свинцовой трубы, который выпросил у Шабо.

— Вам знаком этот предмет?

Она ничуть не разволновалась. Просто сказала:

— Конечно.

— Где вы его видели в последний раз?

— На большом столе, что в салоне.

— У Робера де Курсона?

— Да, у месье. Его принесли из сарая, где в последнюю зиму пришлось заменить часть водопроводных труб, так как из-за заморозков некоторые из них полопались.

— И он хранил этот обломок на столе?

— Да чего там только не валялось. Салон, называется.

Да это просто комната, в которой он жил и одновременно работал.

— Вы убирались там?

— Делала только то, что хозяин позволял, то есть подметала пол, стирала пыль — при этом, не дай Бог, что-нибудь сдвинуть с места! — и мыла посуду.

— Он был маньяком?

— Я этого не говорила.

— Комиссару можешь довериться, — шепнул ей муж.

— Мне не пристало жаловаться на него.

— За исключением того, что он месяцами тебе не платил за работу.

— Это не его вина. Если бы те, кто живет напротив, давали ему деньги, что должны были…

— А вас не подмывало выбросить этот кусок трубы?

— Естественно, пыталась. Но он приказал его оставить.

Использовал как пресс-папье. Помню еще, как однажды заявил, что он может пригодиться на тот случай, если к нему вдруг пожалуют воры. Странная мысль — ведь на стенах висело столько ружей. Он их коллекционировал.

— Это правда, месье комиссар, что его племянник покончил с собой?

— Да.

— Вы считаете, что это он совершал убийства? Еще рюмочку белого? Видите ли, я всегда говорил жене, что даже не пытаюсь понять причуды богатеньких. Они и думают, и чувствуют иначе, чем мы.

— А вы знакомы с семейством Верну?

— Как и все, встречал их на улице. Слушок прошел, что они совсем обезденежили и даже брали взаймы у слуг; наверное, так и было, поскольку хозяин Леонтины не получал более содержания и не мог ей платить.

Жена тайно подавала мужу знаки, чтобы тот не очень-то распускал язык. Ему особенно и нечего было рассказывать, но он обрадовался случайному собеседнику, тем более что им оказался сам комиссар Мегрэ.

А тот покинул их с горьковатым привкусом белого вина во рту. На обратном пути улицы были несколько оживленнее. Молодые парни и девушки на велосипедах возвращались из города. В обратном направлении тянулись целыми семьями.