Жорж Сименон - Плюшевый мишка

Он перерезал пуповину и передал ребенка мадам Лашер, и мать попросила ее:

– Постарайтесь сделать ему хорошенький пупок, а то у моей девочки такой некрасивый!

Наступил перерыв – ждали, когда выйдет плацента. Ждать пришлось недолго, после чего сразу приступили к туалету роженицы. Напряженность спала. Младенец на весах заливался первым криком.

– Сколько он весит?

– Три килограмма восемьсот шестьдесят граммов... Вы уже знаете, как его назовете?

– Анри, в честь моего второго деверя, который живет на Антильских островах.

Мадам Рош посмотрела на врача, и взгляд ее омрачился:

– Вы ведь чего-то опасались, правда? Был миг, когда я почувствовала, что все идет не так, как вам хотелось... Теперь-то вы можете сказать мне правду... Что вас испугало?

– Ничего, уверяю вас...

– Я думаю, что...

Она замолчала.

– Ну, так что же вы думаете?

– Даже не знаю... Даже не смею этого выразить... Несколько минут мне казалось, что все мои усилия напрасны, что ребенок не живой... Я почти отчаялась... Покажите-ка мне его еще раз, мадам Лашер...

Наступила реакция, и она заплакала, а Шабо держал ее за руку и не знал, что ей сказать.

* * *

Выйдя из клиники, он застал последний солнечный луч, синеватую дымку над Булонским лесом и Вивиану, которая садилась за руль машины.

– Похоже, что вы недовольны. Но ведь все прошло хорошо, и мадам Рош оказалась права, предсказав, что родит мальчика...

Он согласно кивнул. Слова тут не имели значения. Годами страшился он того, что произошло с ним сегодня. Пожалуй, он думал об этом, даже принимая первые роды, еще будучи экстерном в больнице Брока.

– А вдруг я забуду все, чему учился?

Такое бывало с другими, например на экзаменах, особенно если к ним слишком усердно готовились. В какойто миг вдруг оказываешься в пустоте, и чем больше упорствуешь, тем больше мутится в голове.

Он слыхал, что подобный срыв бывает и у актеров, перед сотнями зрителей, даже если они десятилетиями выступали на подмостках. Иные в таких случаях не могли сдержать слез. Другие сжимали кулаки и с ненавистью смотрели в зал.

Хотя он быстро овладел собой, все же у него осталось убеждение, что никогда больше мадам Рош не войдет в клинику со своей обычной беззаботностью. Он вынудил ее усомниться в себе, тогда как ей следовало усомниться в нем.

Он виновен в том, что злоупотребил доверием пациентки, и он чуть было не велел Вивиане вернуться, чтобы пойти к мадам Рош и открыть ей правду.

Но и это было невозможно. Он успокоил бы свою совесть, но принес бы пациентке не пользу, а вред, потому что она перестала бы верить ему, а может быть, и вообще врачам.

Сестры-ассистентки, мадам Дуэ и мадам Лашер, запомнят этот случай, уж от них-то ничто не укрылось, и отныне они будут с беспокойством следить за всеми его движениями и поступками.

– А что, вы действительно не можете найти себе замену хотя бы на несколько дней и поехать куда-нибудь отдохнуть, в горы например?

Ему случалось вместе с Вивианой ненадолго уезжать в горы. И на Лазурный Берег. Уже три года семья Шабо не выезжала на отдых в полном составе – каждый отдыхал сам по себе.

У него не было никакого желания очутиться в горах вместе со своей секретаршей, еще меньше ему хотелось болтаться там в одиночестве, в каком-нибудь отеле или пансионе, под внимательными взглядами иностранцев, путешествующих парами.

В этот миг он почти уверился, что если согласится на предложение Вивианы, то никогда уже не вернется обратно. Он уже представил себе, как выходит из отеля, идет в лес, выбирает удобное место...

Он будет совершенно спокоен, может быть, даже на лице его застынет улыбка. Ему особенно нравилось представлять себе эту улыбку. Новость появится сначала в местном листке. Полицейские опросят персонал отеля. Затем им займутся парижские газеты:

"Известный врач... "

Как поступит с клиникой жена? Ее брат Филипп имеет долю в дохода с клиники и, вероятно, возьмет на себя административное управление, что, конечно, очень обрадует его.

У Одэна нет ни веса, ни достаточно солидной репутации, чтобы получить должность главного врача. Значит, кандидатуру станут подыскивать среди его коллег, и он мысленно представил себе список известных ему имен, вычеркивая одни, вписывая другие.

Домой он вернулся без десяти пять. В консультационном кабинете Вивиана спросила, имея в виду миссис Маркхэм, которая вот-вот могла появиться:

– Вы ей сделаете подкожное впрыскивание?

– Да.

– Пять кубиков?

Должно быть, он подтвердил, потому что она подготовила шприц, положила перед ним карточку пациентки и зашла в комнатку у самого входа – там она обычно работала.

Он терпеливо выслушал объяснения англичанки, употреблявшей самые неожиданные слова, задавал ей вопросы, делал заметки, затем, уже в соседнем кабинете, провел ее за занавеску, чтобы она могла спокойно подготовиться к процедуре, надел белый халат и разложил инструменты.

Выслушивание. Измерение артериального давления. Вагинальный осмотр. Измерения. Взвешивание... Бутылочка, которую она приносит полной в картонной коробке; пустая бутылочка, которую она почти всегда забывает, и Вивиане приходится выбегать за ней в сад. На седьмом месяце... Пятнадцатилетний сын от первого брака... Если ее визит приходился на четверг, сын ждал ее в приемной...

Наконец, молоденькая мадам Салиган, дочь бывшего министра, жена инспектора по финансам. На пятом месяце. Примерно та же рутина, разве что мадам Салиган не закрывает рта и даже уходя, на пороге, требует дополнительных объяснений и задает новые вопросы.

Теперь одна Вивиана нарушала покой его кабинета:

– Вы будете диктовать письма?

– Не сегодня.

Она никогда не спрашивала:

– Пообедаем вместе?

Нет, она говорила:

– Какие у вас планы?

Планов не было.

Он почувствовал, что она огорчилась; в конце концов, она, вероятно, и вправду обеспокоена его состоянием.

– Вы не собираетесь сегодня уходить? Может быть, поставить машину в гараж?

– Не стоит.

Было без четверти семь. Он редко освобождался к этому часу.

– Не забудьте принять лекарство через сорок пять минут.

– Спасибо.

– До свиданья, профессор.

– До свиданья.

Она еще шла садом, когда зазвонил телефон. Он узнал голос жены:

– Я не помешала? У тебя клиентка?

– Я один.

– Извини за настойчивость. Ты уверен, что действительно не можешь прийти к Филиппу на обед? Я у них. Филипп требует, чтобы я тебе позвонила.

Он уже отказался от этого обеда, когда она заговорила о нем несколько дней назад.

– Послушай, Жан. Я все-таки думаю, если ты, конечно, не слишком устал, что тебе следовало бы зайти ненадолго, хотя бы на кофе. Между нами, у Филиппа есть причины настаивать на твоем приходе. Его тесть хочет попросить тебя о какой-то важной услуге.