Жорж Сименон - Плюшевый мишка

– Да, мне только что сообщил об этом какой-то дурно воспитанный молодой человек.

– Ты что, сердишься?

– Ничуть.

– Если тебя не ввели в курс дела раньше, так только потому, что лишь сегодня вечером...

– Да мне все равно.

– Ты не в духе.

Она нахмурилась и с подозрением спросила:

– А ты случайно не выпил?

Вопреки очевидности – ведь она была рядом и несомненно чувствовала запах – он уронил:

– Нет.

– Прошу тебя об одном – не показывай своего настроения... Мы в доме моего брата... Хотя бы ради Элианы, ради ее карьеры, ведь это так важно... Конечно, я не права, не надо было мне настаивать на твоем приходе... Ты знаком с новой женой Ламбера?

Ну зачем ему знать какую-то жену Ламбера?!

Кристина сделала знак молодой женщине, и та послушно подошла к ним.

– Мой муж... Люсетта Ламбер... Знакомьтесь, я вас оставляю.

Она исчезла, а он не знал, о чем говорить; дама, казалось, была еще в большем недоумении. Она вполне могла быть одной из внучатых племянниц его матери, работать на заводе или в магазине дешевых товаров. Слишком долго она плохо питалась и не следила за собой, а теперь на нее надели, как маскарадный костюм, платье из жесткой парчи и украсили драгоценностями, которые выглядели на ней поддельными. Ей изменили прическу, завили ресницы, как будто надели на лицо маску – но прежние черты трогательно проступали сквозь нее.

Она некстати спросила его:

– Вы ведь бываете здесь не часто, правда? Я вас никогда не видела.

Он кивнул, и она продолжала, пытаясь найти взглядом точку опоры в пространстве:

– Филипп славный парень, и такой простой! И жена его тоже. Боюсь, она не любит меня, считает втирушей. А я...

Он представил себе на ее месте эльзаску, и ему захотелось кричать. Его просто заманили в западню. Все подстроено, шито белыми нитками. Его просто мистифицируют и с этой целью в доме разыгрывают фарс. Разве эти две раскрашенные куклы могут быть настоящими женщинами? А человек с орденской лентой? Да это же явный статист!

Метрдотелям дали специальные инструкции, чтобы они без конца проходили мимо него с полными подносами, и вот они каждый раз замедляют рядом с ним шаг и бросают на него искушающий взгляд.

А потом, когда он слишком опьянеет, ему либо подставят ножку, либо найдут другой способ поглумиться над ним, и тогда все сорвут с себя маски и подымут его на смех.

Знаменитый профессор Жан Шабо, гордость Парижского медицинского факультета, ввалился в гостиную, не сняв пальто и шляпы!

Лица то приближались к нему, то удалялись. Какая-то голова увеличилась до невероятных размеров, на огромном лице беззвучно шевелились губы, затем она понемногу уменьшилась и застыла в дальнем углу, смехотворно крохотная.

Прибыли новички, в частности две женщины, они подошли посмотреть на него, осведомились друг у друга, кто это такой, затем, подталкивая друг друга локтями, со смехом ушли.

Он даже разглядел свою дочь Элиану в сопровождении молодого человека в слишком коротком пиджаке, с длинными волосами. Она издали помахала ему рукой, но у него не возникло никакого желания ответить ей.

Ламбер – вот это действительно важный человек, он сидит в маленькой гостиной, этакое чудовище, телосложение как у гориллы, шея, плечи и грудь настолько могучие, что в молодости он легко таскал на загривке бочки с вином.

Он уже закончил разговор с двумя собеседниками и подозвал жестом префекта. Тот буквально бросился к нему, уведомляя о только что принятых решениях, с которыми мир может себя поздравить. О чем шла речь? Неважно. Лишь бы каждый был доволен другими и собой.

Разносили пирожные, бутерброды с икрой и лососиной, Шабо по-прежнему не хотелось есть. Не был он и пьян. Он вполне контролировал свои поступки, но опасался подвоха.

Тяжелая рука легла ему на плечо:

– Наконец-то! Поговорим по душам, дорогой профессор...

Ламбер. Он даже встал, чтобы самому подойти к Шабо. Когда он стоял, у него был очень внушительный вид, хотя нельзя сказать, что он вышел ростом. Ходил он вперевалочку, как грузчики с Центрального рынка.

– Похоже, моя скромная вечеринка вас не очень-то веселит, а? Ладно, поставьте-ка свой бокал куда-нибудь и пойдемте в библиотеку, там нам никто не помешает. Прежде всего я хочу представить вас моей жене. Потом вы поймете, почему это так важно.

– Я разговаривал с ней.

– Вот как? Вряд ли она много вам рассказала, она еще не обвыклась здесь...

Они прошли через маленькую гостиную с деревянными резными панелями и вошли в библиотеку, стены которой до потолка были скрыты полками красиво переплетенных книг, которые здесь вряд ли кто-нибудь читал. Камин украшала терракотовая скульптура.

– Узнаете? Подлинный Роден, не перелитый ни в какую бронзу...

На столе стоял коньяк 1843 года. Значит, продумано и это. Жаль только, что ему расхотелось.

– Усаживайтесь поудобнее. Поговорим как мужчина с мужчиной, и, как водится, то, что я вам скажу, пусть останется между нами...

Он уселся напротив Шабо, выбрал из коробочки пилюлю и налил себе полстакана воды.

– Тринитрин... Вы лучше меня знаете, что это такое. Благодаря этому лекарству у меня вот уже три года не было серьезных приступов.

Он указал ему на бутылку коньяка:

– Налейте себе. Так значит, вы уже видели мою жену... Не спрашиваю, что вы о ней подумали... Так или иначе, через несколько месяцев вы ее не узнаете... Она переменится, как меняются другие на ее месте; для меня так даже слишком скоро переменится: ведь я предпочитаю, чтобы они были естественными, затем и завожу... В моем возрасте я не могу требовать, чтобы они жили затворницами... Понимаете, к чему я клоню?

Кожа у Ламбера была желтая, как воск, губы – нездорового розового оттенка, и хотя Шабо не был специалистом в этой области, тем не менее он не отмерил бы ему больше двух лет жизни. И двух месяцев не дал бы. А то и двух дней. Несмотря на тринитрин, Ламбер мог рухнуть замертво в любой миг. В торжественном убранстве библиотеки, куда доносились приглушенные звуки вечера, с Шабо говорил полумертвец.

– Ну ладно! Завтра-послезавтра – это уж как вы скажете – я пришлю к вам Люсетту, и вы ее обследуете. Но если я решил сначала повидаться с вами, то это потому, что мне хотелось бы уточнить кое-какие подробности. Она беременна, в том нет никаких сомнений, да вы небось и сами это заметили. Если ей верить, срок два месяца. Но мне очень важно убедиться, действительно ли это так, – а вдруг у нее трехмесячный срок? Не возражайте! Не делайте поспешных выводов из того, что я вам говорю. Если для меня так важен срок ее беременности, то вовсе не потому, что она забеременела до брака, как вы, может быть, подумали; я не такой простофиля, чтобы покупать кота в мешке – если вы понимаете, что я имею в виду...