Колин Декстер - Загадка третьей мили

Когда Морс начал думать обо всем этом, он уже не мог спать. Он сел в постели, включил настольную лампу и взял в руки единственный предмет заботы о человеке, который эта угрюмая комната могла ему предложить: это была библия Гедеона, что лежала около лампы. В течение двух минут его пальцы лихорадочно перебирали страницы, и, наконец, он нашел то, что хотел найти, это было место из Евангелия от Матфея, глава пятая, стих сорок первый: «И кто принудит тебя идти с ним одну милю, иди с ним две». Он навсегда запомнил этот отрывок из яркой проповеди какого-то страстного священника из Уэльса «Религии второй мили», которую ему довелось слушать еще в дни своей юности. Сорока-ваттная лампочка пролила свой слабый свет на библию Гедеона — Морс улыбнулся про себя этой шутке. Он чувствовал невыразимую радость, как человек, который совершил долгое путешествие и прошел ту самую третью, и последнюю, милю...

Теперь он, наконец, знал истину.

—Поезд прибывает в Оксфорд через две минуты, — донесся голос из микрофона. — Пассажиров до Банбери, Бирмингема, Чарлбери...

Морс посмотрел на свои часы: было 10 часов 41 минута. Теперь уже можно было не спешить, можно было вообще не спешить.

Он прошел от станции к остановке автобуса в Корнмаркете; а в половине двенадцатого он снова был в управлении полиции в Кидлингтоне. Здесь его уже ждал Льюис, который облегченно вздохнул, увидев Морса.

— Хорошо провели время, сэр?

— Изумительно! — ответил Морс, усаживаясь в свое черное кожаное кресло, лицо его излучало добродушие.

— Мы ждали вас вчера.

— Мы? Кого это вы имеете в виду?

— Супер заходил вчера, сэр, и сегодня тоже.

— А, понятно.

— Я сказал ему, что вы позвоните, как только вернетесь.

Морс тут же набрал номер Стрейнджа, но у того было занято.

— А как ваши дела, Льюис? С пользой провели время?

— Даже не знаю, сэр. Вот здесь есть кое-что.

Он передал Морсу почтовую карточку, которую взял вчера в Лонсдейле. Морс внимательно посмотрел на глянцевую открытку, на которой были изображены древние развалины. Он перевернул открытку и узнал из надписи сзади, что раскрошившаяся кладка была не чем иным, как руинами королевского дворца Филиппа II Македонского (382-336 гг. до н. э.). Затем он перевел взгляд на большую греческую марку, на которой были изображены морские раковины на сине-зеленом фоне, и, наконец, прочитал аккуратно написанные и очень короткие строки: «Погода отличная. Всю почту — на Кембридж-Вей. Остаюсь еще на неделю. Привет ректору и всем вам. Дж. В.».

— Красивое место Греция, Льюис.

— Не знаю, мне трудно об этом судить.

— Возможно, Вэстерби тоже не знает, — медленно произнес Морс.

— Простите, сэр?

— Открытку, конечно, лучше сохранить, но она не из Греции. Это всего лишь подделка, да вы, конечно, сами сейчас поймете это!

— Но...

— Посмотрите, Льюис! Посмотрите на штемпель.

Льюис поднес открытку поближе к глазам, но на месте штемпеля смог разглядеть только черный круг с какими-то буквами, впрочем, настолько нечеткими, что разобрать было ничего не возможно. Правда, ему удалось разглядеть одну или две буквы: в начале одного слова была буква «O» (совершенно определенно) и буква «N» (предположительно), еще одно слово, похоже, кончалось буквой «Е». Но он не смог составить из этих букв никакого слова и, подняв глаза, увидел, что Морс улыбается.

— Я бы не стал обращать на это большого внимания, Льюис. Ведь не так уж трудно раздобыть греческую марку, не правда ли? И если у нас есть штамп, то можно приложить его только одной стороной вместо того, чтобы шлепнуть, как полагается, и тогда как раз и получится вот такое расплывшееся пятно. Скорее всего, кто-то принес эту открытку и оставил ее в привратницкой среди кучи другой корреспонденции. Это обыкновенная подделка! И если вы хотите, я могу вам даже сказать, где взяли этот самый штамп: его взяли в Лонсдейл-колледже.

Прежде чем Льюис успел ответить, зазвонил телефон, и строгий голос рявкнул прямо в трубку:

—Это инспектор Морс? Немедленно зайдите ко мне, и советую вам поторопиться!

— Кажется, вы попали в немилость, — сказал Льюис спокойно.

Но Морс, похоже, остался совершенно равнодушен к неожиданному повороту дела. Он встал, надел свой пиджак и сказал:

— Я потом расскажу вам кое-что еще об этой открытке, Льюис. Ведь нам с вами известен человек, который как раз пишет книгу о мистере Филиппе II Македонском — помните?

Да, Льюис помнил. Он вспомнил, что видел эту рукопись на письменном столе в комнате Брауни-Смита. Видел он и целую кучу разных почтовых открыток, которые лежали рядом. И когда Морс направился к дверям, он вдруг почувствовал себя раздосадованным и совершенно недовольным собой. Но об одной вещи Морс все-таки ничего не сказал.

— А почерк — тоже подделка, сэр?

— Понятия не имею, — ответил Морс. — Если у вас есть желание, можете пойти и выяснить это. Причем заранее предупреждаю вас, что времени у вас предостаточно. Я думаю, что у нас с супером будет долгий разговор.

— Садитесь, Морс! — проревел Стрейндж. Его длинное худое лицо было мрачным и злым. — Вчера вечером мне доложил обо всем уполномоченный из столицы. Сегодня утром мы еще раз разговаривали с ним, так что я в курсе всех ваших «подвигов», Морс.

Он в упор посмотрел на Морса и продолжил:

— Как вы, работник нашего управления, могли допустить столько просчетов, Морс! Вы оказываетесь свидетелем большого преступления в Лондоне и покидаете место преступления без соответствующих объяснений, пренебрегая всеми необходимыми полицейскими процедурами! Вы позволяете единственному, кроме вас, свидетелю спокойно уйти домой — на что это похоже?! А тот адрес, который он вам назвал, между прочим, вообще не существует! Вы отправляетесь на встречу с какой-то женщиной в северной части Лондона, чтобы сообщить ей о том, что ее муж только что был убит. Но вы даже не удосужились, черт бы вас побрал, — его лицо налилось кровью, — точно узнать имя убитого!

Морс кивнул, соглашаясь с предъявленными ему обвинениями, но не произнес ни слова и свое оправдание.

— Вы хоть понимаете, насколько все это серьезно? — Голос Стрейнджа стал немного спокойнее. — Кроме всего прочего, учтите, что это дело будет не в моем ведении и я едва ли чем-нибудь смогу вам помочь.

— Да, я понимаю. Вы совершенно правы, что это действительно очень серьезно. Единственное, что я хочу сказать, сэр, это что вы едва ли в полной мере представляете себе, насколько все это серьезно.

Стрейндж знал Морса очень давно, и этот неординарный и в какой-то мере раздражающий человек уже не один раз удивлял его своими поразительными открытиями при расследовании самых разных преступлений. И он знал, что тон, которым начал говорить Морс, является сигналом к тому, чтобы слушать.