Эстель Монбрен - Убийство в музее Колетт

— Месье Девриль! Что случилось?

Он не ответил, но повернул к ней бледное искаженное лицо.

— Месье Девриль, — вновь крикнула она, готовая, несмотря ни на что, прийти к нему на помощь. — В чем дело?

— Тут кто-то лежит… — невнятно выговорил он. — Я боюсь…

— С кем-нибудь плохо? — забеспокоилась она.

— Хуже… утопленница… думаю, ей уже не помочь… я возвращаюсь…

Он неловко повернулся, кое-как сел верхом на ствол дерева и худо-бедно передвигался до середины, где, почувствовав приступ тошноты и вдобавок зацепившись за шершавую кору, застыл на месте.

— Главное, не шевелитесь, я пойду за помощью! — крикнула ему Мадлен ободряющим голосом.

Однако ее слова произвели обратный эффект. По его невольному движению в ее сторону она поняла, что он в полнейшей панике. В ее голосе зазвучала решительность.

— Месье Девриль, держитесь. Я сейчас поищу фермера. Он вытащит вас оттуда.

Антуан Девриль почувствовал, что силы покидают его, и, распластавшись на стволе, закрыл глаза, силясь стереть из памяти навязчивое видение трупа со вздутым животом среди корней в нескольких метрах от него. Смерть он встречал только в книгах. И ни одна из прочитанных им не подготовила его к виду ужасающе бледного лица, натянутой кожи, уже попорченной водяной живностью.

Тошнота прошла лишь тогда, когда он отчетливо услышал запыхавшийся голос Мадлен Дюжарден, слившийся с голосами его спасателей:

— Сюда, господа!

Среда, вторая половина дня

Двумя часами позже, в Оксере, комиссар Фушеру и инспектор Джемани съехали с автострады. Шарль Возель выразился ясно: эта миссия прежде всего имела политическую подоплеку, и от ее исхода зависело устойчивое положение правительства; никто не был заинтересован в том, чтобы ворошить прошлое предшественников, будь они даже в оппозиции. Следовало отвлечь внимание журналистов, соблюдать секретность в своих действиях и привлечь на свою сторону местные власти.

— В этот раз надо пробираться как можно незаметнее, — вполголоса произнес Фушеру.

«Пежо-605» отдела уголовного розыска быстро ехала по полевой дороге. Вцепившись в руль, Лейла Джемани, всматриваясь во встречавшиеся рощицы, вела машину со свойственным ей самообладанием. У нее создавалось впечатление, что она проникает в архаичную Францию, такую, какой она, должно быть, была в начале века, до того, как убрали границы и уравняли землю. После двух часов езды из Парижа она въезжала на охраняемую территорию с клочками полей, окруженными изгородями. Разнообразие возделываемых культур разукрасило землю самыми нелепыми красками, и в этот послеполуденный июньский час солнце играло на желтых соломинках ячменя и зеленых стеблях незрелых хлебов. В этом краю время, казалось, остановилось.

Доехав до городка, они свернули к востоку на дорогу в Уанн и остановились перед новым зданием жандармерии, построенным в нескольких метрах от старого. Их сердечно встретил аджюдан [1] Унтер-офицерский чин в жандармерии. — Примеч. пер. Ласкоме.

— Мы с нетерпением ждали вас, — сказал он с некоторым беспокойством в голосе. — Для городка вроде нашего два… почти одновременных самоубийства — это уже чрезвычайное происшествие.

— Жители запаниковали, — прибавил его подчиненный. — Нас лишили двух расследований, что, впрочем, поразительно. Возникает вопрос: с какой стати два провинциальных самоубийства могли до такой степени заинтересовать прокурора? К тому же, — понизив голос, добавил аджюдан Ласкоме, — я не вижу связи между ними. Как бы то ни было, вам предоставлена полная свобода действий на нашей территории, и если я могу быть вам полезен…

— Не будете ли вы столь любезны посвятить нас в суть дела? — спросил комиссар Фушеру.

— Труп месье Ришело обнаружила сегодня утром студентка Амандина Фолле. Я распорядился перевезти его в больницу Оксера. Такое делается в случаях, когда смерть подозрительна… То есть… — смешался аджюдан Ласкоме, — здесь сомнений нет, но вот обстоятельства…

— Вы хорошо поступили, — одобрил комиссар. — Таким образом мы выигрываем драгоценное время.

— У меня есть заключение судмедэксперта, и с минуты на минуту мы ожидаем факс о результатах вскрытия. Как видите, Пюизе идет в ногу с прогрессом, — закончил аджюдан более веселым тоном.

— А где находится второе тело?

— Его просто перевезли в морг дома престарелых. В данном случае гипотеза о самоубийстве бесспорна: мадам Брюссо все ценили, и трудно предположить, что кто-то мог покуситься на ее жизнь. Более того, она была замкнутой, одинокой, а в последнее время я заметил у нее признаки неврастении, — добавил он, поглаживая усы с удовлетворенным видом. — Зато дело обстоит не так просто с месье Ришело. В городке о нем ходили противоречивые слухи. Из достоверного источника я знал, что многие муниципальные служащие таили на него злобу. Этот господин буйствовал на всех заседаниях, где обсуждались его действия.

— А что касается Жюли Брюссо, — сменил тему комиссар Фушеру, — тут вы уверены, что с ней тоже все просто?

Удивленный отсутствием интереса парижских гостей к интересующему их трупу, аджюдан Ласкоме тем не менее настаивал на своем:

— Я организовал вам встречу с первым свидетелем в деле Ришело: Амандину Фолле вы найдете в ее жилище, недавно оборудованном нашим мэром в подсобных помещениях замка.

Из соседней комнаты доносились звуки, похожие на поскребывания лап верного пса.

— А! Вот и наш факс из Оксера! Прошу прощения… я на секундочку.

Как только массивная фигура его начальника пропала из виду, молодой Ахилл Делкло воспользовался этим, чтобы вернуть разговор в предпочитаемое им русло.

— Такая таинственность понравилась бы Колетт, — начал он. — Вам известно, что она была большой любительницей всего, чем интересуется полиция. В «Бела Виста» она даже выступает в роли детектива. И так как она нашла бы подозрительным поведение человека, живущего в ее доме…

— Хватит, Делкло, — оборвал его вернувшийся Ласкоме. — Вы даже не подумали о том, может ли ваше увлечение нашей местной гордостью заинтересовать наших именитых гостей?

— Отнюдь, — вмешался Жан-Пьер Фушеру. — Я лично уверен, что книги — это калейдоскоп реальности.

Особенно он любил те, в которых за забавными историями скрывался глубокий смысл.

— И в частности, романы, написанные женщинами, — добавила Лейла Джемани. — Мне понятно, почему творчество Колетт зачаровывает. Я считаю ее неистощимой.

Всякий раз, перечитывая какой-либо отрывок писательницы, она находила под тонким текстовым наслоением новые сокровища, скрытые автором.

Она имела все основания представлять, что эти книги адресованы ей. Нарушая все запреты, Колетт вытаскивала на свет божий то, что для других оставалось недоступно. Подобно убийцам, ловко маскирующим следы своих злодеяний, некоторые писатели виртуозно прибегают к искусству умолчаний. Колетт в совершенстве владела этим приемом. И Лейла была ее идеальной читательницей. Несколько задетый тем, что его отстранили от разговора, затеянного подчиненным, Ласкоме заговорил о предполагаемом расследовании.