Рекс Стаут - Черная гора

— Во внутренний карман. При угрозе ареста и обыска зажму в руке. При более явной угрозе вынимаю капсулу из трубочки и кладу в рот. Ее можно держать во рту очень долго, если не раздавить зубами. Вот кстати причина, чтобы не брать ее — существует риск, что в панике можно употребить ее преждевременно. Я, пожалуй, рискну, — он положил трубочку в карман. — В любом случае, если ты ее используешь, то никогда об этом не узнаешь, так что не стоит волноваться.

«Колыбельные песенки» дополнили наше оснащение.

Было решено, что Телезио не стоит появляться с нами в порту, поэтому прощание за бутылкой вина состоялось в доме, а затем он отвез нас на «фиате» в центр города, высадил и уехал. Нам пришлось пройти квартал до стоянки такси. Судя по всему, мы не так бросались в глаза, как я предполагал, но ведь жителям Бари не с чем было сравнивать. Я привык видеть Вулфа сидящим за столом на стуле, сделанном на заказ, открывающим бутылку пива, когда слева от него стоит лелиокаттлея Джакетта с четырьмя цветами, а справа доносится запах дендробиума нобилиус; и теперь, глядя, как он бредет по улице в синих брюках, желтой рубашке и коричневой куртке, с синим свитером на руке и рюкзаком за плечами — я не переставал удивляться, что никто не оборачивается ему вслед. На мой взгляд, в этом обмундировании и я был достаточно хорош, но никто не обращал на нас внимания. Водитель также не проявил никакой заинтересованности, когда мы залезли в его машину и Вулф сказал ему, куда ехать. Он относился к встречным препятствиям с той же небрежностью, как и Телезио, но тем не менее довез нас до старого города и по его узким улочкам к концу причала, ни с кем не столкнувшись. Я расплатился с ним и пошел за Вулфом, и тут я впервые увидел «Чисподану», стоявшую у причала.

Около нее стоял Гвидо и с кем-то разговаривал. Увидев нас, он подошел к Вулфу, Здесь, и привычном окружении, он выглядел лучше, чем в розовой комнате, Он был высоким, худым и широкоплечим, слегка сутулился и двигался как кошка. Он сказал Вулфу, что ему шестьдесят лет, но его длинные волосы были черными, как смоль. Однако щетина на лице была седой, и тут возникали вопросы. Она была длиной в полдюйма. Если он никогда не брился, то почему она не была длинней? А если брился, то когда? Я собирался расспросить его, когда мы познакомимся, но не получилось.

Телезио пообещал, что за триста баксов, которые я ему отдал, он берет на себя все — наше оснащение, Гвидо, охрану порта — и, по всей видимости, сдержал слово. Не знаю, как официально именовалось наше путешествие, во всяком случае, никто поблизости нами не интересовался. Парочка типов, стоявших на причале, наблюдала, как мы карабкаемся на борт, а двое других отвязали и оттолкнули нас от причала, когда Гвидо завел двигатель и дал им знак, и мы отчалили. Я предполагал, что один из них может прыгнуть на борт, пока мы отплываем, но этого не случилось. Мы с Вулфом уселись в кубрике.

— А где команда? — спросил я.

Он сказал, что команда — это Гвидо.

— Он один?

— Да.

— Боже мой, я ничего не понимаю в морском деле. Если перестанет работать двигатель или случится что-нибудь еще, кто поведет судно?

— Я.

— О! Так вы моряк?

— Я переправлялся через это море восемьдесят раз. — Он возился с пряжкой ремня на рюкзаке. — Помоги мне расстегнуть эту штуку.

У меня с языка готово было сорваться замечание насчет деловых способностей человека, который не может сам снять рюкзак, но я подумал, что лучше помолчать. Если сломается машина и мы попадем в шторм, а он спасет наши жизни, проявив умение мастерски управлять судном, мне придется это проглотить. Однако во время пути ничего не случилось. Двигатель шумел, но с ним было все в порядке. Шторма не было. Поздно вечером с востока появились облака и задул легкий ветер, но море было спокойным. Я даже задремал, вытянувшись на сиденье в кубрике. Пару раз, когда Гвидо уходил по делам, Вулф становился за штурвал, но здесь и речи не было о мастерском управлении. В третий раз, за час до захода солнца, Вулф пришел и облокотился на узкий борт, положил руку на штурвал, и стоял неподвижно, глядя вперед. Впереди вода была голубой, а сзади, там, где солнце садилось над Италией, она была серой, за исключением тех мест, где от нее отражались солнечные лучи. Гвидо так долго отсутствовал, что я спустился в каюту посмотреть, не случилось ли чего, и обнаружил, что он колдует над старой черной кастрюлькой на спиртовой горелке. Что он делает, выяснилось позже, когда появились старые глиняные тарелки, полные дымящихся спагетти, политых соусом. Я удивился. Он принес и вино, и металлическую миску с зеленым салатом. Это не шло ни в какое сравнение с тем произведением, которое Вулф создал накануне, но даже Фриц не заправил бы салат лучше. В общем, это было абсолютно съедобно. Гвидо встал за штурвал, пока мы с Вулфом ели, затем его снова сменил Вулф, а Гвидо отправился в каюту. Нам он сказал, что не любит есть на свежем воздухе. Судя по запаху внутри каюты, я мог бы кое-что сказать по этому поводу, но воздержался. Когда он снова появился, стало уже совсем темно и он зажег огни, прежде чем встать к штурвалу. Облака разошлись, появились звезды и Гвидо запел. За последние два дня я перенес столько потрясений, что не удивился, если бы Вулф присоединился к нему, но он этого не сделал.

Стало прохладно, и я надел свитер под куртку. Я спросил Вулфа, не хочет ли он последовать моему примеру, но он сказал, что нет, что скоро он и так согреется от упражнений, которые нам предстоят. Немного позже он спросил, который час, — у моих часов был люминесцирующий циферблат. Было десять минут двенадцатого. Неожиданно звук двигателя изменился, замедляясь, и я подумал: «Ух ты, знаю я эти штучки», но он продолжал работать; очевидно, Гвидо намеренно уменьшил обороты. Вскоре после этого он вновь обратился к Вулфу, и тот встал к штурвалу, а Гвидо погасил огни и вернулся на место. Теперь мы плыли в полной темноте. Я встал, чтобы осмотреться, и только подумал, что все равно ничего не смогу разглядеть, как вдруг впереди что-то замаячило. Я повернулся к Вулфу:

— Мы приближаемся к чему-то очень большому.

— Естественно. Это Черногория.

Я посмотрел на часы.

— Пять минут первого. Значит, мы приплыли вовремя?

— Да, — но восторга в его голосе я не услышал. — Помоги мне, пожалуйста.

Я помог ему надеть рюкзак и надел свой. Звук двигателя снова изменился и стал еще тише. Когда мы приблизились к берегу, Гвидо, оставив штурвал, выключил двигатель, скользнул на нос и через минуту раздался сильный всплеск. Вернувшись назад, он развязал канаты, которыми к корме была привязана шлюпка. Мы спустили ее на воду и поставили у борта. Этот маневр был обсужден заранее, и Вулф проинформировал меня о принятом решении. Учитывая габариты Вулфа, Гвидо было бы проще перевезти его на берег первым, а потом вернуться за мной, но эта процедура отняла бы лишние двадцать минут. Мы же должны были учитывать вероятность появления сторожевых катеров югославской береговой охраны, а в таком случае Гвидо лишился бы не только судна, но и возможности когда-нибудь увидеть Италию. Поэтому мы решили уложиться в один рейс. Гвидо влез в шлюпку, я взял Вулфа за руку, чтобы помочь ему перебраться через борт, но он оттолкнул меня, достаточно ловко проделал это сам и уселся на корме. Следом за ним я приземлился на носу. Гвидо, легкий, как перышко, шагнул в центр, достал весла и начал грести. Он что-то проворчал, и Вулф сказал мне вполголоса: