Морис Леблан - Арсен Люпен – джентльмен-грабитель (сборник)

Шолмс, казалось, не замечал ее. Повернувшись к господину д’Эмблевалю, он произнес тоном, не допускавшим возражений:

– После нескольких дней расследования, мсье, несмотря на то, что определенные события меняли мой взгляд на вещи, повторю вам то, что сказал в первый же момент: еврейская лампа украдена кем-то, живущим в особняке.

– Имя виновного?

– Я знаю его.

– Есть доказательства?

– Тех, которыми я располагаю, хватит, чтобы заставить этого человека сознаться.

– Недостаточно его признания. Нужно, чтобы он вернул нам…

– Еврейскую лампу? Она у меня.

– А колье из опалов? Табакерка?

– Колье из опалов, табакерка, короче говоря, все, что у вас похитили во второй раз, тоже находится у меня.

Шолмс любил такие театральные эффекты и подобную, немного сдержанную, манеру сообщать о своих победах.

Барон и его супруга выглядели ошеломленными и смотрели на него с молчаливым любопытством, что само по себе было наивысшей похвалой.

Шолмс начал подробный рассказ о том, что проделал в течение этих трех дней. Он рассказал о букваре, написал на бумажке фразу, сложенную из вырезанных букв, затем сообщил о прогулке Брессона на берег Сены и о самоубийстве авантюриста, наконец поведал о борьбе, которую он, Херлок Шолмс, вел против Арсена Люпена, о потоплении лодки и исчезновении своего противника.

Когда он закончил, барон сказал:

– Вам остается только раскрыть нам имя виновного. Так кого же вы обвиняете?

– Я обвиняю человека, вырезавшего буквы из букваря и переписывавшегося таким образом с Арсеном Люпеном.

– Откуда вы знаете, что этот человек переписывался с Арсеном Люпеном?

– От самого Люпена.

Он протянул кусочек мятой и мокрой бумаги. Это была страница, вырванная из своего блокнота сидевшим в лодке Люпеном. На ней он и написал фразу.

– Заметьте, – добавил Шолмс с чувством удовлетворения, – никто не заставлял его отдавать эту страницу, обнаруживая себя. Простое ребячество с его стороны, благодаря которому я получил эти сведения.

– Вы получили эти сведения… – произнес барон. – Но я не понимаю….

Шолмс провел карандашом по буквам и цифрам.

АВЕЙКОТЧЭОТ-237.

– И что? – спросил господин д’Эмблеваль. – Это ребус, который вы нам уже показывали.

– Нет. Если вы вглядитесь в этот ребус, то сразу же поймете, как понял я, что он не похож на первый.

– И в чем именно?

– В нем на две буквы больше – «О» и «К».

– В самом деле, а я не заметил…

– Соедините эти две буквы «О» и «К», оставшиеся лишними после слова «отвечайте», и вы увидите, что единственное возможное слово – ЭКО.

– И что это значит?

– Это – «Эко де Франс», журнал Люпена, официальное издание, в котором он публикует свои сообщения. «Отвечайте в «Эко де Франс», в рубрике частных объявлений, номер 237». Это и было тем словом-загадкой, которое я столько времени искал. Именно его Люпен так любезно мне подсказал. Я отправился в контору «Эко де Франс».

– И что вы обнаружили?

– Обнаружил, причем во всех подробностях, историю переписки Арсена Люпена и его… сообщницы.

И Шолмс показал семь газет, открытых на четвертой странице, со следующими подчеркнутыми строчками:

1° АРС. ЛЮП. Дама умол. защит. 540.

2° 540. Жду объяснений. A. Л.

3° А. Л. Под власт. врага. Пропала.

4° 540. Пишите адрес. Проведу расследование.

5° А. Л. Мюрилло.

6° 540. Парк три часа. Фиалки.

7° 237. Договорились субб. Буду воскр. утр. парке.

– И вы называете это подробностями! – вскричал господин д’Эмблеваль.

– Господи, конечно же! Будьте внимательнее, и вы согласитесь со мной. Прежде всего, дама, подписавшаяся как «540», умоляет Арсена Люпена о защите, на что Люпен требует объясниться. Дама отвечает, что находится во власти врага. Безо всякого сомнения, это Брессон. И она пропала, если ей не придут на помощь. Люпен продолжает сомневаться, он еще не решается вступить в контакт с незнакомкой, требует адрес и предлагает провести расследование. Дама сомневается в течение четырех дней (сверьтесь с датами), наконец, подгоняемая обстоятельствами, под влиянием угроз Брессона сообщает название улицы: Мюрилло. На следующий день Арсен Люпен отвечает, что будет в парке Монсо в три часа и просит незнакомку держать в руках букет фиалок как условный знак. Затем восьмидневный перерыв в переписке. У Арсена Люпена и дамы не было необходимости переписываться через газету: они виделись или посылали письма лично. План составлен так, чтобы удовлетворить требования Брессона. Дама должна похитить еврейскую лампу. Остается только назначить день. Дама из осторожности пишет сообщение при помощи вырезанных букв. Она решается на субботу и добавляет: «Отвечайте Эко 237». Люпен подтверждает договоренность, а также то, что в воскресенье утром он будет в парке. В воскресенье утром состоялась кража.

– Действительно, выстраивается единая цепь, – подтвердил барон, – история завершена.

Шолмс продолжил:

– Итак, кража совершилась. Дама вышла в воскресенье утром, отчиталась Люпену о том, что сделала, и отнесла Брессону еврейскую лампу. Дела шли так, как предусматривал Люпен. Полиция, введенная в заблуждение открытым окном, четырьмя отметинами на земле и двумя царапинами на балконе, тут же выдвинула гипотезу о краже со взломом. Дама была спокойна.

– Хорошо, – сказал барон, – допускаю, что это очень логичное объяснение. Но вторая кража…

– Вторая кража была спровоцирована первой. После того как газеты рассказали об исчезновении еврейской лампы, кому-то пришла в голову мысль повторить кражу и присвоить то, что еще не унесли. На этот раз кража была не инсценированной, а настоящей, с настоящим взломом, проникновением и тому подобным.

– Разумеется, это был Люпен…

– Нет, Люпен так глупо не работает. Люпен не стреляет в людей просто так.

– Тогда кто же это?

– Без сомнения, Брессон, но без ведома дамы, которую он шантажировал. Это Брессон проник сюда, это его я преследовал, это он ранил беднягу Вилсона.

– Вы абсолютно в этом уверены?

– Нет никаких сомнений. Один из сообщников Брессона написал ему вчера, до его самоубийства, письмо, доказывающее, что между этим сообщником и Люпеном начались переговоры о возвращении вещей, похищенных из вашего особняка. Люпен требовал всего первую вещь (то есть еврейскую лампу), а также и все вещи от второго дела. Кроме того, он не упускал Брессона из виду. Когда тот пришел вчера вечером на берег Сены, один из товарищей Люпена следил за ним одновременно с нами.

– Что собирался делать Брессон на берегу Сены?

– Он узнал о продвижении моего расследования…

– От кого он узнал?

– От той же самой дамы, которая совершенно справедливо полагала, что находка еврейской лампы не приведет к раскрытию ее кражи. Так вот, Бретон был предупрежден, он собрал в пакет все, что могло его скомпрометировать, и бросил в такое место, где можно было бы его забрать, когда опасность минует. Возвращаясь, он заметил, что мы с Ганимаром идем по его следу. Видимо, на его совести были и другие преступления. Он потерял рассудок и покончил с собой.