Рекс Стаут - Не позднее полуночи (сборник)

– Не совсем хотел, но был готов. Он чудовищно мешал работать.

– Видимо, он сильно вас доставал.

– И продолжает это делать.

– Может, стоило как-то отделаться от него. Вы пытались?

– Я изложил все, что делал, в своих показаниях… и подписал их. Добавить мне нечего. Я пытался освежить память, но так и не вспомнил, кто мне позировал. Один из ваших коллег предположил, что мне стоит съездить в Питсбург взглянуть на картину. Я так понимаю, он шутил.

Тень досады, мелькнувшая в его темных глазах, таких ясных и чистых, как будто он добрых восемь часов проспал безмятежным сном, напомнила мне о том, что я должен был знать его показания. Если я вызову в нем подозрения, он может задать пару личных вопросов.

Я самым серьезным образом посмотрел на него:

– Послушайте, мистер Чеффи. Ситуация скверная для всех ее участников. И она будет ухудшаться, а не улучшаться, пока мы не выясним, кто убил Кампфа. Вы, то есть все, кто живет в этом доме, должны много чего знать друг про друга. И, наверное, про Кампфа – что-то, о чем вы не хотите рассказать. Я не жду, что такой человек как вы вдруг выльет на кого-то ведро помоев, просто так, за здорово живешь. Но любые помои, имеющие отношение к убийству, должны оказаться на поверхности. И если вы что-то такое знаете и держите про себя, то вы здорово глупее, чем кажетесь.

– Вот это речь, – он снова улыбался.

– Спасибо. Ваш черед выступать.

– Я не обладаю вашим красноречием, – сказал он и покачал головой. – Нет, боюсь, что я не смогу вам чем-либо помочь. Нельзя сказать, что помои мне совершенно незнакомы. Утверждать так – пустое бахвальство. Но того, что вы ищете, у меня нет. Вы знаете мое мнение о Кампфе, которого я знал довольно неплохо. Некоторые его качества были достойны восхищения, но при этом он располагал целым рядом недостатков. Примерно то же могу сказать о Таленто. С Аландом я встречался от случая к случаю и близко его не знал. О Мигане знаю не больше вашего. Не имею ни малейшего понятия, отчего кто-либо из них мог захотеть убить Филипа Кампфа. Если вы ожидаете…

Зазвонил телефон. Чеффи прошел к столику возле дивана и снял трубку. Он сказал в нее пару раз «да», после еще пару слов и потом:

– Но ведь один из ваших сотрудников сейчас у меня… Имени не знаю, я не спросил… Не знаю, может он… Хорошо, на Леонард-стрит, сто пятьдесят пять. Да, выхожу через пять минут.

Он повесил трубку и повернулся ко мне. Я уже встал и заговорил первым:

– Значит, вас вызывают в окружную прокуратуру. Этих моих слов им не передавайте, но скорее это убийство пролежит у них под сукном, пока адское пекло не замерзнет, чем они вышлют бригаду его раскрыть. Если им нужно мое имя, они знают, где спросить.

Я пошел к двери, открыл ее и был таков.

На улице перед домом по-прежнему не было полицейских машин. Повернув налево на Корт-стрит и пройдя два квартала, я с облегчением обнаружил такси на том же месте. Пассажир торчал над сиденьем и разглядывал городской пейзаж. Если бы таксист увез его и продал или если бы явился Стеббинс и выкрал собаку, то домой бы мне лучше вообще не возвращаться. Пес вроде был рад меня видеть – еще бы ему не радоваться. Всю дорогу до Тридцать пятой улицы он подпирал меня задом, как настоящий контрфорс. Счетчик настучал всего лишь шесть с мелочью, но я не спросил сдачу. Если Вульф поставил меня распутывать убийство только потому, что ему, видите ли, приглянулась собака, то пусть расплачивается.

Когда мы вошли в кабинет, я отметил, что Джет пошел к Вульфу, сидевшему на обычном месте за столом, без тени робости или колебания. Значит, накануне вечером, в мое отсутствие, Вульф как-то налаживал с ним отношения, наверняка чем-нибудь кормил, а может даже и погладил. Мне приходили в голову разные замечания, но я их придержал. Очень скоро меня могли выдернуть из дому, и дальше я бы долго доказывал, что совсем не нарочно выдавал себя за сотрудника полиции. Или – что я не виноват, что подозреваемые в убийстве так обознались.

Вульф опустил пустой бокал из-под пива и поинтересовался:

– Ну и?

Я доложил. Ситуация требовала полного и подробного отчета, и я его выдал, пока Вульф сидел, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Когда я подошел к концу, он не стал задавать вопросов. Вместо этого он открыл глаза, выпрямился и начал:

– Позвони…

Я прервал его:

– Погодите-ка. После тяжелого трудового утра я, в качестве поощрения, имею право и сам предложить. Я все давно придумал. Как эта контора называется в Питсбурге, где картины выставляют?

– Ага. Будем палить наугад.

– Знаю, но цена вопроса – бакс, а я только что истратил десять на такси.

– Питсбургская художественная академия.

Я развернулся к стоящему у меня на столе телефону, соединился с оператором и заказал разговор. За пару секунд меня соединили с академией, но потом четверть часа ушло на переключения от одного к другому, и так три раза, пока я не получил, что хотел.

Я повесил трубку и повернулся к Вульфу:

– Выставка закрылась неделю назад. Слава богу, не придется ехать в Питсбург. Картину дал на вернисаж Герман Бронштейн, из Нью-Йорка, он владелец. Ему выслали ее четыре дня назад с нарочным. Адрес Бронштейна не дали.

– Телефонная книга.

Я взял ее и стал листать.

– Ну вот. Герман Бронштейн только один. Адрес работы – Брод-стрит. Проживание на Парк-авеню.

– Звони.

– Думаю, не стоит. Вдруг он полный тормоз и дело займет весь день. Может, мне съездить к нему без звонка? Картина, наверно, там, а если у меня ничего не выйдет, можете увольнять. Я и сам подумываю об отставке.

У Вульфа были сомнения, поскольку идея исходила от меня, но в конце концов он вошел в долю. Слегка поразмыслив, я подошел к шкафчику под книжными полками, достал камеру «Веблекс» с аксессуарами и закинул лямку футляра на плечо. Я сказал Вульфу, что не вернусь, пока не увижу картину, где бы она ни была, и хлопнул дверью. Перед уходом я набрал номер Таленто – сказать ему, чтобы он не беспокоился о той встрече, но никто не ответил. Либо он все еще сидел в окружной прокуратуре, либо шел к нам на Тридцать пятую улицу. Если он придет в мое отсутствие, то ничего страшного: Джет не даст Вульфа в обиду.

Такси подвезло меня к портику роскошного дома на Парк-авеню в районе Семидесятых улиц. Я сделал попытку, не глядя, просочиться мимо швейцара, но тот остановил меня. Тогда я на ходу сказал строгим профессиональным голосом:

– Съемка у Бронштейна. Опаздываю, – и с тем ушел.

Пройдя сквозь шикарный холл к лифту, на мое счастье стоявшему на этаже с открытой дверью, я вошел и сказал: «К Бронштейну, пожалуйста». Лифтер закрыл дверь и нажал кнопку этажа. Мы остановились на двенадцатом, и я вышел из кабины. Одна дверь была справа, другая – слева. Я, не спрашивая, наудачу свернул вправо, прислушиваясь, не будет ли подсказки со стороны лифтера, оставшегося стоять с открытой дверью.