Эллен Макклой - Макклой Э. Убийство по подсказке. Уэстлейк Д. «361». Макдональд Д. Д. «Я буду одевать ее в индиго»

— Насколько я знаю Мильхау, у него в голове вряд ли могут возникнуть столь альтруистические соображения, — возразил Хатчинс. — Он одержим одной идеей — выжать деньги из охваченной страшным предчувствием, любопытной, жадной до зрелищ простой публики, и он это сделает, будьте уверены. Я уверен, отбоя не будет от желающих посмотреть первый акт именно в той его интерпретации, в какой он был поставлен до убийства Ингелоу, так как зрители прекрасно знают, что кто-то из актеров, находящихся на сцене, — убийца. Это больше чем обычный «абсолютный реализм» Мильхау. Можно себе представить, как будоражит нервы перспектива увидеть настоящего убийцу на сцене, играющего в пьесе, в которой произошло настоящее убийство! Но каково будет нам, актерам, там, на сцене, если не известно, кто это — он или она?

Базиль решил не сообщать Хатчинсу, что существует и четвертый подозреваемый — Марго Ингелоу — и что она вновь получит доступ на сцену, на сей раз в качестве продюсера пьесы.

— Не считаете ли вы, что этот печальный случай может привести к уходу из труппы какого-нибудь актера?

— Вряд ли кто-нибудь из нас может позволить себе расторгнуть контракт с таким влиятельным продюсером, как Мильхау, но… — в глазах Хатчинса загорелся холодный огонек, — но у него нет контракта с актером, который должен играть роль Владимира, и ему будет чертовски трудно найти кого-нибудь для этой цели. Но он никогда не станет пользоваться манекеном. Не столь реалистично. Именно Владимир может зажечь красный свет. И я искренне надеюсь, что так и будет.

— Мистер Хатчинс, — снова обратился к нему Базиль, — вы знаете этих людей несколько лет. Вы можете рассказать нам о них больше, чем кто-либо другой. Что вы, например, скажете о Дереке Адеане?

— Обычная вошь в литературном потоке, — быстро, не задумываясь, ответил Хатчинс. — Интеллектуальный паразит. Если какая-то пьеса получает резонанс, имеет успех, то он тут же стряпает почти такую. Он называет это — «следовать традиции». Я называю это несколько иначе — плагиатом. Ему однажды действительно удалось поставить свою пьесу — слабое подражание известному спектаклю «Наш городок», которую он назвал «Наш город». Она жила ровно два вечера. Теперь он подходит к проблеме творчества с другого бока — к прославлению самого извращенного культа насилия, бесповоротному отрицанию всех человеческих добродетелей и воспеванию всех человеческих пороков. Но стоит лишь войти в моду иному взгляду на жизнь, как он тут же воспринимает его с не меньшим энтузиазмом. Некоторые люди, обладающие талантом, не имеют особых амбиций. У Адеана такового нет, зато есть огромные, колоссальные амбиции. Таких, как он, очень много, и некоторые из них значительно больше преуспели по сравнению с ним. Для них искусство — это легкий путь к достатку, к приличной жизни. Все для них просто, потому что им неведома боль, агония творчества, которых не избежать настоящему актеру.

— Не кажется ли вам, что Адеан чудовищно глуп, — спросил Базиль, — или он просто ничего не чувствует?

— Его не назовешь глупцом в обычном смысле этого i лова. Я бы сказал, что у него есть интеллигентность, но нет интеллекта, он хитер, но далеко не мудр. И, конечно, он не обладает ни одним из достоинств, вызывающих симпатию, у него нет ни шарма, ни… такта. Это лишает его возможности добиться успеха. Он никогда не умел скрывать собственный эгоизм, как это делает большинство из нас, поэтому его так не любят.

— Прибегнет ли он ко лжи, если такая ложь поможет ему поставить собственную пьесу?

— Думаю, что да.

— А что вы скажете о тех трех ваших знакомых или друзьях, которые находятся под подозрением?

— Леонард — это настоящий актер старой школы, которому по плечу любая роль. Ванда и Род — представители современной актерской манеры игры — безыскусный натурализм, доведенный до абсурда.

— Спасибо, Сеймур. Но, простите, я хочу задать вам еще один вопрос. — Базиль внимательно смерил взглядом насторожившегося Хатчинса. — Скажите, слово «канарейка» говорит вам что-нибудь в связи с этими тремя актерами — Вандой, Леонардом и Роднеем?

— Нет, ничего.

На лице у Хатчинса появилось такое озадаченное выражение, что Базиль поспешил объяснить ему цель поставленного вопроса.

— На достаточно разумном основании мы полагаем, что убийца наточил нож, которым совершил убийство, в точильной мастерской Лазаруса. Перед выходом оттуда он выпустил из клетки канарейку. Судя по всему, это какая-то прихоть, каприз, но, вероятно, здесь кроется какая-то причина. Подумайте о прошлом этой троицы и, может, вам удастся предположить что-нибудь в этой связи.

— Вряд ли, — ответил Хатчинс, подумав минутку. — Вы считаете, что этот факт может служить каким-то сигналом, символом?

— Честно говоря, я не знаю. Конечно, большинство преступников — невротики. Преступление — это, по сути дела, форма невроза. Вот почему преступники обожают всевозможную символику, фетишизм. Я могу привести в пример сотни подобных случаев: взломщики, которые оставляют на месте преступления какую-нибудь разноцветную тряпку, убийцы, рисующие черных кошек, других животных и т. д.

— Но что может символизировать канарейка? — Было заметно, интеллектуальное любопытство Хатчинса становилось все настойчивее. — А не поможет ли нам словарь? Ну-ка, ну-ка… — Он подошел к полке, взял из ряда толстых книг одну и раскрыл, положив себе на колени. Он начал читать вслух, включая сокращения.

— Ка-на-рей-ка (ки — мн.ч.). От исп. «са а о», птица, вид танца. От лат. «Канарские острова», названные так из-за обитавших в тех краях собак огромного размера. По лат. «canis» — собака.)

2. Вино, производимое на Канарских островах.

3. Старинный танец (уст.).

4. Птичка канарейка или характерный для нее цвет.

5. Канарейка — вид певчих птиц, типа зяблика, жительница Канарских островов, повсеместно считается любимой птицей для домашнего содержания; наиболее распространенная в мире птица, приспособленная долгое время жить в неволе. Вот все. Как видите, особой помощи от словаря мы не получили, — сказал Хатчинс, посмотрев на Базиля с беспомощной улыбкой. — Собака, остров, вино, танец? Небогатый выбор.

— Достаточно, достаточно, — перебил его Базиль. — Вы еще больше запутываете все дело!

Хатчинс рассмеялся и звонко захлопнул книгу, Базиль встал и взял свою шляпу. В окнах многих домов уже загорелись огоньки лампочек, которые гирляндами висели в надвигающихся сумерках. И вдруг он увидел огненные письмена: «Теперь время для чашки тилбургского чая»! Только сейчас он начал понимать, почему линия горизонта выглядела до странного ему знакомой — это был тот самый вид, который он рассматривал под другим углом.