Александр Бородыня - Цепной щенок. Вирус «G». Самолет над квадратным озером

«Они тоже знают! — думал он. — Знают, поэтому все спрятано. Но это в Москве. А здесь еще ничего не началось, не докатилось сюда. Здесь, в провинции, до безумия все гладко и чинно. Никаких перемен».

Привычка к постоянному анализу своих мыслей и чувств заставила вернуться немного назад, порыться в себе. Д.Д. понял — на этот раз, как никогда, предстоящая демонстрация, этот большой всенародный праздник волнует его, он ждет нарядной толпы, которая последует за танками, он хочет ее увидеть, глаза в глаза, один на один. Почему? Ведь всю жизнь это разляпистое людское месиво, эти гогочущие пьяные рожи, эти сверкающие репродукторы и одинаковые песни раздражали его, они были частью другого лагеря — лагеря врага. Почему он теперь замирает от ожидания?

Двери троллейбуса захлопнулись за его спиной, и он сразу потерял предыдущую мысль, упустил ее. Не нужна. Д.Д. чувствовал себя опять стариком. Отмечая движение своих шаркающих ног, он заковылял по уже знакомому маршруту от остановки к дому Лили.

По старой привычке память удерживала ненужные детали: номера домов, дверные ручки, вывески. Булочная-кондитерская, газетный ларек, матерная надпись на стене, открытый канализационный люк, дальше парикмахерская… Парикмахерская находилась на темной стороне улицы.

Отражения в черном стекле двигались. Подкатил желтый милицейский «Жигуль» (вероятно, все это время он следовал за троллейбусом), из него вывалились два телохранителя. Оживленно они что-то обсуждали между собой, размахивали руками в перчатках.

Поднимаясь в лифте, Д.Д. щелкнул пальцами, когда, подтверждая маленький расчет, хлопнула дверь подъезда.

Он улыбнулся и прислушался. Навязчивые мальчики, не торопясь, вероятно, знали номер квартиры, поднимались по лестнице, а в квартире навстречу старику, будто он и не выходил никуда, кричали радостные детские голоса. Похоже, близнецы так увлеклись игрой в пожарников, что до сих пор так и не смогли остановиться.

Все еще улыбаясь, Д.Д. поднял руку к звонку, но кнопку не нажал. На этот раз он ясно почувствовал опасность.

Глубоко в квартире, почти перекрытый детскими воплями раздавался незнакомый женский голос. Позади, внизу топали по лестнице телохранители. Они продолжали свой разговор, но таким простым существам прервать сальный анекдот на полуслове и выстрелить по живому старику труда на составит.

С сожалением Д.Д. рассматривал свой сломанный ноготь. Нашел в кармане плаща обломок бритвы, без труда, тихо, почти как ногтем, открыл замок. Он знал, что дверь не скрипнет, и она скрипнула еле слышно.

Бесшумно ступая, он прошел в комнату. Никого. Близнецы вопили на кухне. Д.Д. заглянул в маленькую комнатку, где в предыдущую ночь Лиля перевязывала ему горло, разрезанное осколком стакана.

Лиля сидела лицом к нему. Лицо девушки было испачкано кровью. Она была крепко привязана к небольшому креслу. Веревки перетягивали запястья. На шее опытный глаз старика разглядел продолговатое синее пятно — след от удара, такое же и на предплечье. Нетрудно было понять — ее долго и очень умело избивали.

Лиля сидела лицом к двери и поэтому сразу увидела Д.Д. Глаза ее, переполненные слезами, казалось, вспыхнули.

Старик приложил палец к губам, девушка чуть кивнула. Ей было трудно удержаться, чтобы не выдать его. Лиля прикусила губу, дернулась будто бы в приступе неожиданного горя и ненависти, после чего голова ее безвольно упала на грудь.

Платная нянька Людмила Петровна стояла к двери спиной, и старческие острые лопатки натягивали тугую шелковую блузку. Под высокой прической слева в маленьком ухе болталась золотая с бриллиантиком серьга, на четыре карата штучка, Д.Д. даже облизал губы.

— Ну, я понимаю, тебе неприятно, — сказала Людмила Петровна. Голос у нее был сорванный, как у преподавателя младших классов. — Я понимаю, что тебе тяжело. Но ты не о том думаешь.

Одной рукой платная няня ухватила Лилю за подбородок, а другой наотмашь хлестнула по лицу.

— Ты должна подумать, что скажет твоя мама! Ведь не ты убила этих ребят! Скажи, убила?

— Нет, не я.

— Ну тогда кто их убил?

— Я вам скажу, а вы меня зарежете? — Лиля с трудом сдерживалась, чтобы не выдать присутствия Д.Д.

— Не зарежу. Ну так кто их убил? Говори!

Последовал новый удар, удар достаточной силы для такой маленькой, по виду непрофессиональной руки. Бриллиантик в ухе дернулся и замер.

— Ты будешь говорить?

— Не знаю… Я не знаю… Не бейте меня… — Лиля шептала с закрытыми глазами. — Я не знаю… — Она мотала головой, уворачиваясь от ударов.

Маленький дамский пистолетик, такой новенький, будто его только что вынули из фирменной упаковки, лежал открыто на туалетном столике среди разбросанной пудры и помады и так же, как и карандаш для бровей, отражался, черный, в зеркале. Вероятно, наемная нянька начала с того, что пугала Лилю оружием.

«Как в лагере, первая степень устрашения, — подумал Д.Д. — Ствол вкладывается в рот жертвы и жертва чувствует вкус холодного металла. Эффективная мера. Похоже, здесь, в провинции, времени не теряют. Всему научились, и интересно, ради чего? Во что они здесь играют? Должна же быть какая-то цель».

Оружие, снятое с предохранителя, вероятно, не привело к желанному результату, а потом помешало дальнейшей экзекуции, и теперь пистолет было очень легко взять со стола.

Д.Д. прикинул необходимый шаг, быстрое движение.

— Не знаю, — простонала Лиля. — Я не знаю! Не знаю!..

Платная нянька была совершенно холодна. Она умела допрашивать. Поражала ее жестокость. Людмила Петровна работала обеими руками, наносила крепкие профессиональные удары по щекам. Если бы она не положила пистолет, то, вероятно, ударила бы тяжелой рукояткой. С краешка рта девушки потекла тоненькая струйка крови.

— Дура! — крикнула Лиля. Она смотрела в глаза Д.Д. — Дура! Не бей меня, дура!

— Что ты сказала? — удивилась платная нянька.

Лиля мотнула головой.

— Отвяжись! Дура!

Было слышно, как щелкнул в передней замок. По звуку шагов Д.Д. определил: в квартиру вошли один за другим оба его телохранителя.

«Ох, как не вовремя вы, ребята!» — подумал он, делая необходимый шаг и завладевая оружием.

— Тихо, — он ткнул стволом под лопатку Людмилу Петровну. — Совсем тихо, а то убью, мне тебя не жалко!

Острые лопатки няньки даже не вздрогнули.

— Повернись.

Он хотел спрятаться за женщиной. Дверь в комнату широко распахнулась. Лиля неприятным голосом вскрикнула. У телохранителя было круглое, почти детское лицо идиота, лицо это улыбалось. В большой волосатой руке стволом вниз свисал пистолет Макарова. Идиот еще шире растянул губы и попросил:

— Старичок, ну ты чего?! Брось, брось пистолетик, — у верзилы не хватало одного переднего нижнего зуба, а остальные зубы в улыбке были влажными и классически желтыми. — Брось, а то хуже будет! Застрелю! — На шее его не было шрама.