Агата Кристи - Одним пальцем

— Бывает. Когда мама заставит. Только она не очень обращает внимание на меня — а это тоже по-своему не так уж плохо, правда?

— До вас еще, кажется, не дошло, что вы уже не девочка.

— А вы считаете, что мне надо быть такой, как ваша сестра? Словно с витрины магазина?

Такая характеристика Джоан мне не очень понравилась.

— Она выглядит чисто, аккуратно и красиво, — строго ответил я.

— Очень красива, — вежливо согласилась Миген. — Но ничуть на вас не похожа. Почему это так?

— Брат и сестра не всегда похожи, как две капли воды.

— Это верно. Я вот тоже не очень похожа на Брайена и Колина. Да и они совсем разные. — Она помолчала, а потом сказала:

— Странная это все-таки штука.

— Что именно?

Миген ответила коротко:

— Семья.

Я задумчиво кивнул:

— Пожалуй, что так.

Хотел бы я знать, о чем она сейчас думает. Минуту мы шли молча, а потом Миген немного робко спросила:

— Вы — летчик, да?

— Да.

— Это у вас, когда вы летали?

— Да, была авария.

— А у нас тут никто никогда не летал.

— Пожалуй, — ответил я. — А вы бы хотели летать, Миген?

— Я? — Миген удивилась. — Господи, нет. Меня бы укачало. Мне и в поезде не по себе бывает.

Она помолчала, а потом спросила прямо, как это обычно делают только дети:

— Вы выздоровеете и будете снова летать или так уж и останетесь немного инвалидом?

— Доктор говорит, что все будет в полном порядке.

— Да, но что, если он из тех людей, которые привыкли обманывать?

— Не думаю. Правду говоря, уверен, что он меня не обманывает. Я ему верю.

— Это хорошо, а то столько людей врут, как нанятые.

На это неопровержимое утверждение я ничего не ответил.

— Я очень рада, — продолжала Миген каким-то безликим тоном. — Я боялась, что вы выглядите таким мрачным, потому что вас на всю жизнь покалечило, но, если вы просто всегда такой — это совсем другое дело!

— Я вовсе не мрачный! — холодно ответил я.

— Нет, так нет, но сердитый — это уж точно.

— Это потому, что мне хочется поскорее выздороветь, а быстрее никак не получается. — Так чего же сердиться?

Я засмеялся.

— Милая моя девочка, а вы разве никогда не выходите из себя, когда чего-то ждете?

Минуту Миген раздумывала, а потом ответила:

— Нет. Чего ради? Мне нечего ждать. Все равно никогда ничего не случается.

Меня поразило и тронуло что-то страшно безнадежное, прозвучавшее в ее словах, и я мирно спросил:

— А чем вы вообще все время занимаетесь?

Она пожала плечами.

— А чем мне заниматься?

— Увлекаетесь чем-нибудь? Занимаетесь спортом? Есть у вас тут хоть пара друзей?

— К теннису или крикету у меня нет способностей. Здесь в городке много девушек, но я их не люблю. Они считают, что я просто ужасна.

— Глупости. Чего ради им так думать?

Миген покачала головой.

Мы как раз выходили на Хай — стрит, и Миген охнула:

— Вон идет мисс Гриффит. Ужасная женщина. Непрерывно пристает, чтобы я вступила в герл — скауты. А я не люблю скаутов. Кому это надо рядиться в форму, маршировать по улицам в строю и носить нашивки за то, чему толком так и не научился? Глупость все это.

В этом я был с Миген вполне согласен, но мисс Гриффит подошла к нам раньше, чем я успел высказать свое мнение вслух.

Сестра доктора, носившая довольно необычное имя Эме, обладала всеми теми свойствами характера, которых не хватало ее брату. Это была красивая, хотя и явно мужеподобная женщина с приятным, низким голосом.

— Привет, — крикнула она нам. — Хорошая сегодня погода, верно? А я как раз хотела встретить тебя, Миген.

Мне нужна твоя помощь — надписать адреса на письмах, которые рассылает Общество Консерваторов.

Миген что-то пробормотала в ответ и, взяв велосипед за руль, исчезла в толпе возле универмага.

— Странная девочка, — проговорила, глядя ей вслед, мисс Гриффит. — Страшно ленива и бродит все время, как лунатичка. Бедной миссис Симмингтон нелегко, должно быть, смотреть на это. Я знаю, что она несколько раз пыталась привлечь Миген к чему-нибудь: стенографии, или кулинарии, или разведению ангорских кроликов. Миген просто необходимо найти какой-то интерес к жизни.

Я подумал, что она, наверное, права, но чувствовал, что на месте Миген тоже твердо отвергал бы все уговоры и предложения Эме Гриффит просто потому, что меня бесила эта агрессивная баба.

— Я не признаю праздности, — продолжала миссис Гриффит. — И уж во всяком случае у молодежи. Дело не в том, что Миген не очень красивая или непривлекательная или еще что-нибудь в этом роде. Мне иногда кажется, что у этой девушки не все дома. Мать это, конечно, ужасно огорчает. Отец, знаете ли, — она понизила голос, — у нее немногого стоил. Боюсь, что дочь пошла в него. Мать совсем извелась с нею Да, странных людей творит господь бог.

— К счастью, — ответил я.

Эме Гриффит бодро рассмеялась.

— Да, если бы все мы были слеплены из одного теста, хорошего было бы мало. Только меня все равно огорчает, когда люди не берут от жизни всего, что могут. Я сама люблю жизнь и хотела бы, чтобы ее любил каждый. Мне, бывает, говорят:

— Вам, должно быть, скучно целый год напролет жить в деревне? — Что вы, — отвечаю я им, — нисколько. У меня всегда полно работы, я всегда счастлива. В деревне ведь каждый день что-нибудь да происходит. Мне и времени-то не хватает — скауты, женский союз, разные выборы и общества, не говоря уж о том, что я забочусь об Оуэне.

В этот момент мисс Гриффит заметила на другой стороне улицы какую-то знакомую и, замахав рукой, побежала к ней, а я смог отправиться дальше по своим делам — в банк.

В целом у меня создалось впечатление, что мисс Гриффит чем-то напоминает небольшое землетрясение.

Я быстро уладил в банке все, что мне было нужно, и отправился в адвокатскую контору «Гелбрайт, Гелбрайт и Симмингтон». Не знаю — существовали ли там когда-нибудь какие-нибудь Гелбрайты, я лично никогда их не видел. Меня провели в кабинет мистера Симмингтона, а котором все было пропитано несколько затхлым, но приятным запахом старинных адвокатских контор.

Множество папок с надписями: «Леди Хоуп», «Сэр Эверард Карр», «Наследство Вильяма Эйтсби — Хорса», фамилиями крупных землевладельцев — все это создавало атмосферу солидной фирмы, занимающейся делами сливок местного общества.

Когда я наблюдал за мистером Симмингтоном, склонившимся над моими бумагами, мне пришло в голову, что, если миссис Симмингтон обманулась в первом браке, то во втором-то уж она не рисковала ничем. Ричард Симмингтон был воплощением спокойного достоинства, человеком, который и на мгновенье не вызовет в своей жене чувства страха или беспокойства. Длинная шея с выступающим кадыком, бледное, как у мертвеца, лицо и длинный тонкий нос. Несомненно, приятный человек, хороший муж и отец, но не из тех, кто может заставить сильнее застучать женское сердце.