Жорж Сименон - Ранчо “Кобыла потерялась”

Проснулся он в неплохом настроении. Конечно, не в приподнятом, и уж ясно, что не в хорошем. Кэли Джон знал, что сегодня — вторник, потому что именно по вторникам он ездил в Тусон. Там он должен встретиться с миссис Клам, которую звали Пегги. Пусть даже ничего хорошего они друг другу не скажут, но эти встречи все равно радовали. Приятно было и другое: по вторникам не надо было бриться и не надо с раннего утра заниматься скотиной.

Через низкое оконце было видно, как Гонзалес усердно и неторопливо чистит его лошадь, и пока Кэли Джон будет завтракать, Гонзалес как раз закончит наводить последний лоск на седло.

Итак, сегодня вторник, Кэли Джон был в этом уверен. Он был также уверен, что шел тысяча девятьсот сорок седьмой год и на дворе стоял октябрь. Единственно, о чем Кэли Джон не думал, так это какое сегодня число. Ему доставило удовольствие, пусть даже смехотворное, выбирать сапоги помягче и брюки — не жесткие повседневные джинсы, а бежевые габардиновые брюки.

И только когда Кэли Джон распахнул дверь — он всегда наклонялся вперед, — когда спускался по лестнице, понял, что наступило седьмое октября. Шли годы, но в этот день все оставалось по-прежнему: та же дюжина носовых платков и тот же запах жареных свиных щечек, и тот же мягкий аромат духов, которыми его сестра надушила в этот день платье.

— С днем рождения, Джон. И да хранит тебя Бог…

Неизменно, из года в год, в один и тот же день, в один и тот же час слышал он эти слова, да и он сам некогда произносил их, обращаясь к отцу, матери, старшим братьям.

— Спасибо, Матильда, — проговорил он, целуя сестру. Затем, как заведено:

— Сколько стукнуло?

— Шестьдесят восемь, Джон. Но тебе и шестидесяти не дашь.

Бедняжка Матильда, ей-то уже семьдесят три! А ему все кажется, что она не изменилась. Она никогда не была худышкой — спокойная, с материнской улыбкой на лице, дрябловатая толстуха. Когда Матильда была совсем маленькой, а он еще и не появился на свет, она, играя в куклы, уже улыбалась так, как сейчас, — это он выяснил по одной почти стершейся фотографии.

— Прими этот маленький подарок…

Носовые платки, ежегодная дюжина носовых платков: он должен был развязать на ее глазах ленточку и сделать вид, что восхищен. Не пройдет и часа, как то же самое повторится у Пегги Клам, только с коробкой сигар. Вот уже более тридцати лет из года в год Пегги из самых лучших, конечно, побуждений, неминуемо путала сорта я покупала ему коробку совершенно неудобоваримых сигар, которые, выйдя от нее, он вынужден был менять на те, что можно было с грехом пополам курить.

Что-то щелкнуло у него в голове; впрочем, этого следовало ждать.

Этого трудно было избежать в другие дни, но седьмого октября — просто невозможно. Кэли Джон устремил свой взгляд куда-то поверх плеча сестры, сурово оглядел комнату, потом уставился в окно поверх кораля, Гонзалеса, склонившегося над его седлом, поверх пастбища — взгляд Кэли Джона устремлялся к подножию горы, которую утро окрашивало в розовый цвет.

Другому, Неназываемому, сегодня тоже исполнялось шестьдесят восемь, и он, невидимый, продолжал присутствовать здесь, между братом и сестрой, которая так старалась казаться оживленной, — она постелила на стол самую веселую скатерть, поставила мексиканские тарелки с большими цветами.

Улыбка не сходила с ее лица, пока она ставила перед ним мясо с кровью, картофель — Джон по утрам всегда ел мясо и картофель. Ни сало, ни ветчину, как у родителей, а большой красный кусок бычатины со своего ранчо, с тех пор как он обосновался в Аризоне.

Матильда интригующе улыбалась. Господи, старуха так и осталась наивной или снова ею стала? Интригующая улыбка обещала свиные щечки.

А все потому, что когда он был мальчишкой, то до сумасшествия их любил. И вот однажды, лет в семь или восемь, он попросил родителей дать ему на день рождения свиные щечки на завтрак, дать столько, сколько сможет съесть. Это стало традицией, и шестьдесят лет спустя, на другом конце Соединенных Штатов, очень далеко от их фермы в Коннектикуте, любящая Матильда продолжала ее поддерживать.

А ему так и не набраться храбрости и не сказать, что он щечки эти возненавидел. Матильда уже ставила блюдо в духовку. Запах щечек портил вкус мяса.

— Надеюсь, ты пообедаешь у Пегги?

— Может, и пообедаю…

Конечно, ведь сегодня день его рождения. И там тоже самое…

Матильда чувствовала приближение другого. Джон вызывал в памяти родительский дом в Фарм Пойнт, где зимой стояли такие холода, но другой тоже был частью этого прошлого, и именно в один такой зимний день он выбил Кэли Джону зуб снежком, в который был закатан камень. Неужели уже тогда ему надо было остерегаться другого, это ему-то, Кэли Джону, который был гораздо сильнее: в юности он был силен, как молодой бычок, И светлые волосы у него завивались, за что и получил прозвище Кэли Кудряш.

— А вот и твои щечки. В точности, как делала мама…

Он чуть не забыл взять с собой новый носовой платок — это тоже было частью традиции, — и сестра сунула его ему в карман.

Во дворе старик китаец поздравил Кэли Джона с днем рождения, потом Гонзалес, который протянул ему повод, и он знал, что эти двое тоже думали о другом.

В седле Джон держался так же прямо, как сорок лет назад. Он пустил лошадь в легкий галоп, дорога была знакома до мельчайших деталей, но все вокруг по-прежнему приводило его в восхищение. Великий Путь, по которому прошло столько людей, стад, столько тысяч и тысяч голов скота, лошадей, повозок, прошло еще тогда, когда ни поездов, ни автомобилей не было и в помине, оставался все таким же — люди могли лишь поцарапать поверхность пути — величие его было вне досягаемости. Подумаешь там, дымки на горизонте… Они терялись в светящемся мареве, поднимавшемся от пустынных песков: горные цепи, которые, казалось, закрывали мир со всех сторон, по-прежнему являли немеркнущие в своей новизне краски.

Сейчас там, где на всю равнину зеленеют несколько кактусов, он, как всегда, почувствует, что левая рука перестает его слушаться, еще немного — и наверняка проснется давняя боль.

Пятнадцатое августа 1909 года… Никогда не забыть этот день, хотя он и не отмечался в семейном кругу. Шел дождь. Канавы взбухли от воды, терявшуюся в песках дорогу пересекали желтые ручьи. Тогда поехал в противоположную сторону. Кэли Джон возвращался из Тусона, как будет возвращаться и сегодня вечером. В сумерках, сквозь струи дождя, ему показалось, что перед ним неподвижно стоит лошадь с опущенной головой.

Прогремел выстрел. Он почувствовал удар в левую руку. Инстинктивно выхватил правой револьвер и выстрелил.