Гарольд Шехтер - Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По

И действительно, похоже, что удар мой привел его в несколько потрясенное состояние, так как он только теперь заметил, что доктору Фаррагуту нанесли куда более серьезную рану, чем ему самому.

– Но что с тобой, Эразм? – спросил он называя доктора по имени. – Что, По тебе тоже саданул?

– Нет-нет, ничего подобного, – сказал доктор Фаррагут, посвятив Торо в подробности преступления, произошедшего в его доме.

– Кража? Ну и ну, – сказал он, когда доктор закончил свой рассказ. – Это как раз доказывает то, о чем я не устаю твердить. Если бы все люди жили так же просто, как я, кража и воровство стали бы чем-то неслыханным. Кровать, стол, пара стульев, посуда, несколько ножей, вилок, тарелок, ну да разве лампа, чтобы читать, когда стемнеет, – что еще нужно честному человеку?

Когда-то я держал на столе кусок известняка, который использовал как пресс-папье, но пришел в ужас, когда обнаружил, что с него надо каждую неделю сметать пыль, и с отвращением выбросил его в окошко.

– Да-да, Генри, – несколько нетерпеливо произнес доктор Фаррагут, – все мы знаем, что ты у нас – первый пример для подражания. Но сейчас не время философствовать. Больше всего нам сейчас нужна помощь, чтобы установить личность вора. Тебе наша округа знакома как никому. В последнее время ты не заметил здесь никого подозрительного?

– Это правда, я немало обретался в Конкорде и близко наблюдал жизнь его обитателей, – сказал Торо. – И все же не припоминаю, чтобы за последнее время видел что-либо особенное – все то же обычное, тихое отчаяние.

– Постойте! – вскричал я, пораженный неожиданной мыслью. – Есть человек чрезвычайно убогой, если не сказать противной наружности, который шлялся здесь еще совсем недавно. Помнишь, Луи, бродягу, который появился у задней двери вашего дома вчера утром и так потряс твою сестричку Мэй? Хотя я сознательно скрывал этот факт, боясь попусту встревожить тебя и твою семью, но тот же самый человек появился еще раз позднее в тот же день. Я столкнулся с ним на заднем дворе, когда ходил за дровами. – Затем я приступил к скрупулезному описанию примет нищего.

Теперь, после вашего рассказа, – произнес Торо, – я припоминаю, что видел похожего человека несколько дней назад. Я сидел на берегу Уолдена, швыряя камешки в воду и думая о том, насколько разбегающаяся кругами рябь похожа на вечное течение времени, когда услышал позади какой-то шум. Оглянувшись, я увидел человека странной наружности, с густой рыжей бородой, шедшего по лесной тропинке. Судя по тому, в какую сторону он шел, он направлялся к усадьбе…

Тут произошло нечто настолько из ряда вон выходящее, что я даже не сразу сообразил, как на это отреагировать. Не закончив фразы, Торо закрыл глаза, голова его упала на грудь, и он стал посапывать! По-прежнему стоя на ногах, он, казалось, моментально уснул!

– Святый Боже! Что случилось? – вскричал я. – Не может ли это быть последствием удара, который я в некоторой запальчивости нанес мистеру Торо?

– Ничего подобного, – сказал доктор Фаррагут. – С Генри такое частенько бывает. Случается в самое неподходящее время. То он держится нормально, то вдруг – бац! – и спит как младенец. Я полагаю, это семейное. Его дядя задремывал, когда брился. Надо его только легонько встряхнуть – мигом очнется.

Я последовал наставлению доктора, после чего Торо широко раскрыл глаза, несколько раз быстро мигнул, затем смущенно посмотрел на меня.

– Похоже, мысли мои унеслись в какую-то даль, – сказал он. – Так о чем бишь я?

– Вы говорили о рыжебородом незнакомце, которого видели в лесу, – ответил я. – И сказали, что он шел в направлении чьей-то усадьбы.

– Ах да, – произнес Торо. и лицо его омрачилось.

Затем – с такой горечью в голосе, словно он перед тем жевал стебель полыни, – он заявил:

– Питер Ватти – сущий дьявол.

Не прошло и двадцати минут, как мы с Луи уже шагали в направлении фермы Питера Ватти по той самой извилистой лесной тропе, по которой, согласно свидетельству Генри Торо, шел несколько дней назад рыжебородый бродяга. К тому времени дождь прекратился, и на небе то тут, то там виднелись синие прогалы. Но, несмотря на это, в лесу было настолько сыро, что даже легчайший порыв ветерка обрушивал на нас целый водопад с низко свисающих ветвей.

Моя маленькая спутница весело призналась, что она – самая беззастенчивая болтушка. («Могу трещать хоть целый день, стоит только меня кому-нибудь подначить, – однажды заметила она. – Анна говорит, я просто не знаю, когда остановиться».) Теперь, когда мы направили стопы к месту жительства Ватти, она полностью подтвердила эту самохарактеристику, без устали рассказывая о человеке, которого мы собирались посетить. Ее рассказ во многом объяснил крайне кислое выражение, мелькнувшее на лице Торо при одном упоминании имени Ватти.

– Это ужасно трагическая и романтическая история, – начала Луи. – Случилась она уже довольно давно – лет шесть-семь назад. Конечно, я была тогда совсем маленькая, так что едва что-либо помню, но слухи и сплетни – они ведь долго ходят. Сейчас вам и в голову не придет, что такое возможно, – продолжала она, – но говорят, что тогда мистер Ватти был очень красивым и статным молодым человеком и таким же лихим, как герои романов мистера Скотта. Он был дико влюблен в девушку по имени Присцилла Робинсон – дочь бедного фермера, который жил дальше по дороге. Те, кто ее знал, говорят, что она была очень похожа на Анну, а такую хорошенькую девушку, как моя сестра, еще поискать, – уверена, вы согласны, мистер По.

– Да, она действительно чрезвычайно привлекательная молодая особа, – согласился я, хотя про себя и подумал, что, каково бы ни было внешнее обаяние старшей сестры Луи, ее красота меркла рядом с ангельской красотой моей жены.

– Конечно, – сказала Луи, – излишняя красота может сослужить девушке дурную службу, как любит повторять мамуля, заставляя ее вести себя глупо и нескромно. Но с Присциллой Робинсон этого не случилось. Ничего нескромного в ней ни капельки не было. Все говорят, что она была просто золото, прекрасная и лицом, и душой. Уверена, что именно это и привлекало в ней мистера Торо.

– Торо! – воскликнул я.

– Да, он тоже был безумно влюблен в Присциллу Робинсон. Папуля сказал мне, что никогда не видел мистера Торо таким сентиментальным. Он делал Присцилле самые разные красивые подарки – букеты диких цветов, которые собирал во время прогулок, певчих птичек в клетках, которые сам сплетал из камыша и веточек, или сшитые вручную сборнички стихов с вытисненным на обложке рисунком в форме крыльев бабочки. Он целыми днями бредил ею – так же глупо, как все влюбленные. Очень надеюсь, что со мной никогда такого не случится. Я твердо решила никогда не совершать таких глупостей и до конца моих дней останусь холостячкой!