Фриман Крофтс - Самое запутанное дело инспектора Френча

– Боюсь, она стала мошенницей, – сказал Френч и поведал режиссеру историю о ее «перевоплощении» в миссис Рут.

– Я об этом, конечно, ничего не знаю, – ответил мистер Жаке, – по, во всяком случае, могу вам сказать: никто не смог бы справиться с такой задачей лучше Сисси Уинтер. Она была умна, решительна и предприимчива. Очень жаль, что она свернула с праведного пути, но если вы подозреваете ее, уверяю вас: перед вами крепкий орешек.

Френч горько усмехнулся и встал.

– Это я уже понял, – признался он, – но узнав многое от вас, теперь я постараюсь быстрее ее разыскать.

– Видимо, я должен пожелать вам удачи, – протянул руку мистер Жаке, – но вряд ли смогу сделать это искренне. В свое время я много думал об этой женщине и очень сожалею, что так печально сложилась ее судьба.

Отослав телеграмму нью-йоркской полиции с просьбой прислать сведения о ранних годах актрисы, Френч пошел к Стэнфорд-стрит, 17. Это оказался частный дом для богатых клиентов, и здесь ему ничего узнать не удалось.

Снова неудовлетворенный, Френч вернулся в Скотленд-Ярд и пустил в ход свой прежний план: договорился, чтобы фото аферистки опубликовали в свежем номере «Полис бюллетин» вместе с наиточнейшим описанием внешности и объявлением, что се разыскивают. Надежды на этот план было мало, но другого выхода он не видел.

Несколько дней спустя инспектора Френча снова вызвали к начальнику. Шеф был раздражен и заговорил прежде, чем сыщик переступил порог.

– Взгляните-ка, Френч, – таково было приветствие, – вот и новенькое происшествие в этом чертовом деле об алмазах. Прочтите.

Френч подошел к столу и взял поданные ему телеграфные листки. В них содержалось сообщение от начальника полиции из порта Хук, посланное в 8.27.

Капитан парохода «Паркестон» сообщает, что высокий, чисто выбритый седой мужчина, возможно по фамилии Дьюк, прошлой ночью совершил самоубийство во время рейса из Гарвича. В каюте найдены пальто и чемодан, а также письмо, адресованное в Лондон, Хэмпстед, район Сидерз, для мисс Дьюк. Прилагаю письмо с подробным сообщением.

Френча такое сообщение сильно удивило. Хотя он ни когда не шпал особой симпатии к владельцу фирмы, но уважал ею за доброе отношение к подчиненным и за стоически переносимую утрату. Значит, крах потряс пожилого джентльмена гораздо сильнее, чем он хотел это показать. Френчу припомнились отрывки их последнего разговора, измученное тревогой лицо торговца, его жалкий вид и почти отчаянные слова: «Мои возможности на исходе. Мне начинает казаться, что крах неминуем». Тогда Френч не воспринял этот крик души так серьезно и не предвидел таких трагических последствий. Мистер Дьюк находился в таком положении, которое можно было исправить, лишь вернув украденные алмазы.

– Не ожидали, а? – спросил шеф. – Хотя, правда, думаю, это самоубийство никак не отразится на ходе раскрытия дела.

– Думаю, что пет, сэр, – ответил Френч сначала на второй вопрос. – Но и не думаю, что этого нельзя было ожидать. По меньшей мере, могло быть и так и так. Конечно я удивлен, что человек с характером Дьюка решил таким образом избежать проблем, но знаю, что проблемы у него были серьезные.

Шеф поднял брови.

– Должен признать, сэр, я не принял сказанное старым джентльменом совсем всерьез. На прошлой неделе мы столкнулись на Пиккадилли, он очень хотел узнать новости и пригласил меня на чашечку кофе. Он тогда был в мрачном расположении духа, говорил, что не хватает денег, что ею возможности на исходе и такое прочее. Выглядел постаревшим и измученным.

Шеф досадливо крякнул.

– Как я уже сказал, не думаю, чтобы это как-то повлияло на раскрытие дела, – заявил он. – Но надо бы еще о его дочери позаботиться. Съездите-ка к ней. В конце концов, ее надо как-то подготовить до того, как она прочтет об отце в газетах.

– Хорошо, сэр.

Такие задания Френч терпеть не мог, но делать было нечего. Он позвонил мисс Дьюк и предупредил о своем визите.

Она встретила его бледная, с вопросом в глазах, и ему снова показалось, будто бы она что-то скрывает и боится, что его приход связан с этой тайной.

Она, бесспорно, ожидала услышать совсем другое, и известие, с запинкой и неловко изложенное инспектором, совершенно шокировало бедную девушку. Издав глухой стон, она уставилась на пего расширенными от ужаса глазами. От потрясения она не могла говорить, и все же Френч не мог отделаться от ощущения, что в ее немых переживаниях присутствовал и оттенок облегчения. При всем сочувствии к осиротевшей мисс Дьюк подозрение его не покидало.

Наконец глухо и монотонно она заговорила о том, что понимала, как переживал и мучился в последнее время ее отец, и хотя он пытался не подавать виду, из его слов она поняла, что он расстроен прежде всего из-за своего финансового краха. А однажды он сказал ей: если бы только страховщики заплатили, уже было бы легче, – и говорил так бодро, что у нее и мысли не возникло о том, насколько все серьезно.

– Когда нам сообщат подробности? – закончив, спросила она. – Мне надо поехать в этот Хук.

– Боюсь, от этого будет мало пользы, – ответил Френч, – а вам только причинит дополнительную боль. Я, конечно, не хочу вас переубеждать: если вы считаете, что вам от этого станет легче, поезжайте. Но в любом случае, не лучше ли подождать, когда доставят адресованное вам письмо? К тому же голландская полиция может заявить о нежелательности приезда.

Мисс Дьюк немного подумала, потом согласилась. Френч сказал, что письмо и другие документы придут в Скотленд-Ярд, скорее всего, завтра утром, и пообещал тотчас же доставить их в Хэмпстед.

– А пока, мисс Дьюк, – продолжил он с искренней заботой, – это, конечно, не мое дело, но все-таки: может, будет лучше, если с вами в доме кто-нибудь останется на время – приятельница, тетя, кузина… Или мистер Харрингтон? То есть я хочу спросить: послать кому-нибудь записку или телеграмму?

Мисс Дьюк поблагодарила его, ее глаза наполнились слезами, и она попросила позвонить Харрингтону на работу. Оказалось, что близких родственников у нее нет. Она была единственным ребенком в семье, а теперь и отца нет, и матери, как знал Френч, можно было сказать, тоже нет: бедняжка долгие годы ведет жалкое существование в доме для душевнобольных в Оттергеме.

Френч позвонил Харрингтону и ушел.

Возвращаясь на метро в Скотленд-Ярд, инспектор не мог отделаться от мысли, что говорил с мисс Дьюк не так, как собирался. Он старался, насколько возможно, облегчить этот разговор для несчастной девушки. Это, вне сомнения, гуманно и естественно, но сочетается ли с его долгом? Разве не стило воспользоваться шоком мисс Дьюк, чтобы выведать у нее то, что, как ему казалось, она скрывает? Если он упустил такую подходящую возможность, значит, пренебрег своим долгом и поставил себя под удар. Его начальник не дурак и, непременно просчитав такую возможность, спросит, как Френч ею воспользовался.