Наталья Александрова - Игра случая

Прибегает профессор и правда старый, седой совсем, как увидел он эту папку, да как схватит ее и давай вертеть-крутить! Картиночки перебирает, а у самого глаза горят и руки трясутся, так что Коля мой даже нахмурился и хотел уходить, потому что этот профессор очень ему того коллекционера напомнил, который предлагал картинки за триста рублей ему продать.

А потом профессор прослезился, сел за стол и говорит, что не картинки это, а офорты Рембрандта и что пропали они из коллекции профессора, вот фамилию забыла я, которого в тридцать седьмом посадили, и так он и сгинул в лагерях. А чекист этот, Ильичевский, тогда был мелкая сошка, видно хапнул в квартире профессора, что осталось. Они, из органов, в искусстве не разбирались, видят, что бумажки какие-то, вот и бросили, а этот подобрал. А коллекция почти вся пропала, кое-что недавно всплыло за границей, он, наш-то профессор и не надеялся, что еще что-то отыщется. А он сам сидел, чудом выжил, так высказался потом про Ильичевского и про других очень нехорошими словами, меня не постеснялся, правда, потом извинился.

А потом начальник их говорит, что денег, конечно, у Эрмитажа мало, но на такое дело найдут они средства, чтобы офорты выкупить. Тут Коля мой прямо обиделся, встал и говорит, что в жизни мы чужого не брали, и как не стыдно нас с тем ворюгой Ильичевским на одну доску ставить. Еще, говорит, не хватало, чтобы мы за эти офорты деньги с государства брали. Те, конечно, извинились, проводили нас с почетом, картинки оформили официально, акт составили. И где-то через неделю приезжает к нам домой на машине тот профессор, привозит это письмо, торт и мне вот такой букет роз! Долго сидели, он много интересного рассказывал про коллекцию и очень благодарил, что тогда Коля не продал офорты тому коллекционеру за триста рублей, потому что уплыли бы они за границу как пить дать. Потом руку мне на прощание поцеловал и уехал, вот! – тетя Нюра с гордостью на нас посмотрела.

– Коля положил письмо в папку ту же самую и опять убрал в тайник, а мне и говорит: «Ты, Аня, не болтай там соседкам, что мы офорты нашли, а то пойдут по дому слухи, что Игнатьич покойный сокровища в тайниках замуровал, так еще к нам залезут, драгоценностей не найдут, а у нас последнее украдут». И где-то через полгода Коля мой умер, а про это дело я и молчала, как он велел, мне ни к чему…

На бескрайних просторах свалки встретились два авторитетных бомжа.

– Здорово, Ледокол! Чтой-то тебя в последнее время не видать было? Али в другие края подался?

– Да не, Ильич, так попробовал по поездам походить, да не дают там нашему брату. Там все дачники да садоводы, сами нищие. Перед ними поешь-поешь – распинаешься, а все без толку. Не, здесь, на свалке, оно надежнее. Всегда хоть что, да найдешь, без стакана спать не ляжешь. А у вас-то здесь что нового?

– Да у нас, Ледоколушко, такой цирк – со смеху сдохнуть можно: у нас тут американец бомжует!

– Ты чего, клея нанюхался?

– Да правду я тебе говорю! Сам поверить не мог! Сперва-то все думали – он туману напускает для понта, а он – нет, и по ихнему чешет будь здоров…

– Да это небось просто профессор, какой наш, здешний. Я в бомжах профессоров-то на целую роту тебе наберу!

– Не, этот не профессор, профессора – они поговорить любят, чуть что – всякая у них философия. А этот – только охает да дом свой американский поминает: да сколько у него там ванных, да сколько сортиров, да во что он ему обошелся. Точно тебе говорю – настоящий американец.

– А как же он к нам попал?

– Ой, это опять такой цирк – умрешь! Его Васька-мусоровоз на своей машине привез! Привез в кузове и посреди свалки так и сбросил! И еще бабу с ним…

– Что еще за баба?

– Баба-то что надо, все при всем, да ее сразу Колька-Лось оприходовал. Она-то попервоначалу рыпалась, сбежать пыталась, да Лось ее так отлупил пару раз – стала как шелковая, что Лось велит, он еще и сказать не успел, а она уже бежит делать. И сапоги ему снимает, и косяки крутит. Так до чего дошло – портянки ему стирает! Лось в жизни портянок не стирал, носил, пока одна рвань останется, а тут при бабе этой стал как барин: чуть не каждую неделю портянки свежие!

– Ну, это уж она мужика разбаловала!

– А попробуй она его не разбалуй – как что не по нем, сразу в морду.

– Так ее Васька вместе с американцем привез? Она что, тоже американка?

– Да нет, какое там! Своя баба, наша, матом иной раз так запустит – заслушаешься! А с американцем этим у нее что-то, видать, было: она его если увидит, то шипит, как масло на сковородке, иначе, как козлом, его и не называет.

– А как этот америкашка здесь живет? Он ведь, небось, ничего и не умеет?

– Да по-первости совсем ничего не умел, чуть было не пропал у нас. Так мужики пожалели, помереть не дали. Я и сам его пару раз покормил. А потом научился кое-как, к Фонарю прибился, – что найдет, ему сразу тащит, а Фонарь его за это кормит.

– А чего же он в свою Америку не возвращается, раз у него там дом на десять сортиров?

– Да видно, боится чего-то, натворил тут у нас дел. А потом у него Митрич, таракан старый, в первый день карманы обобрал и попер все его документы американские. Теперь, говорит, ты мне за них тыщу баксов должен, а иначе тебе своей Америки не видать!

– Ну, Митрич – гнида знаменитая…

– Главное дело, он мне по пьяне-то проболтался, что у него уже и документов тех давно нету, он их как спер, так кому-то за косяк и продал, а кому – не помнит. Так что ходить нашему америкашке в бомжах до волчьей пенсии!

– Это что еще за волчья пенсия такая?

– А ты как думаешь – какая у волка пенсия? Пока ноги носят – бегает, а потом сдохнет, вот и вся тебе пенсия.

Там же на свалке несколькими днями позже никудышный бомж по кличке Америкашка, в котором никто из прежних знакомых не мог бы узнать гражданина Соединенных Штатов Алекса Ильичевски, дождавшись, когда Колька-Лось уйдет на промысел, крадучись пробрался к его хибарке, сколоченной из старых дверей и пустых ящиков. На пороге хибарки сидело грязное запущенное существо с расцарапанным лицом и огромным синяком под глазом. Только злой огонь, вспыхнувший в ее глазах при виде Америкашки, напоминал прежнюю Оксану.

– Ну, чего приперся, козел вонючий? Чего еще надо? Мало тебе, что ты мне всю жизнь поломал? Хочешь теперь, чтобы Лось тебя увидел и последние зубы мне выбил?

– Нет, Оксана. Я хочу выбраться отсюда.

– Ага! Он выбраться хочет! А я здесь на всю жизнь остаться хочу, наверное. Слава Богу, немного уже этой жизни осталось!

– Посмотри, что я нашел, – Алекс протянул ей небольшую пластмассовую флягу.

– Это еще что такое, – недовольно пробурчала Оксана.

– Ты ведь врач, правда? Тогда ты лучше меня должна знать, что это такое.

– Спирт метиловый. На черта ты мне эту гадость приволок? На тот свет собираешься и меня в компанию приглашаешь? Что ж, может и правда, нет у меня другого выхода…