Татьяна Гармаш-Роффе - Вечная молодость с аукциона

Ха, ты не видела его супругу, милая Лариса! Это очень трогательно, что ты предлагаешь мужчине, которым явно заинтересовалась, присмотреться повнимательнее к своей «родной» жене - но твое благородство излишне: «не разглядеть» Клавдию Семеновну просто не представляется возможным…

Кис откинулся от компьютера и вытянул ноги на кресло для посетителей. «Это не женщина, дорогая Лариса, - это танк! Это бульдозер повышенной мощности с укрепленной броней! Тебе повезло, незнакомая Лариса, что ты не присутствовала здесь, когда она, едва не снеся боками на ходу дверную коробку, ввалилась ко мне и долго устраивала свои телеса в этом кресле, где сейчас расположились мои ноги… Тебе посчастливилось не слышать ее вибрирующего, как отбойный молоток, негодующего голоса! Она не забеспокоилась, Лариса, что муж пропал, она не испугалась: не случилось ли с ним чего? Нет - она возмутилась! Что он посмел пропасть! В ее бронированные мозги не пришла мысль, что он мог ее бросить и уехать к другой женщине - это из разряда невозможного! Потому что предмету домашнего обихода по имени Михаил Давыдович Левиков, который ты, неведомая Лариса, проживающая в Париже, обозначила как «доброго, умного и деликатного», - этому предмету надлежало быть всегда на своем месте и исправно выполнять свои функции. И предмет виноват уже тем, что посмел не быть под рукой… Да, если бы ты видела это, Лариса, ты не удивлялась бы, что твой Миша оказался раздавлен морально и физически…»

Еще одно письмо, ближе к отъезду изобретателя.

«Меня пугают эти интернетные, стерильные отношения… Я тебя никогда не видела, если не считать фотографии, у меня есть только три месяца нашей переписки - что я толком знаю о тебе? Твои мысли, твои чувства - это много или мало? Тем не менее, как ни странно, на сегодняшний день у меня нет никого ближе тебя, Миша… Я с нетерпением жду того дня, когда мы встретимся, чтобы убедиться в том, что я не сошла с ума…

Как только ты мне назовешь дату - я сразу же договорюсь с фирмой о рандеву для переговоров о твоем изобретении. Эти люди очень, очень заинтересованы (хотя стараются этого не показать), что еще раз доказывает гениальность твоего изобретения! Думаю, они могут предложить тебе хорошие деньги, но мне кажется, что с ними надо торговаться: я уже прилично изучила правила игры и знаю, что «незаинтересованный вид» - это первый ход в торгах. Пока не стану рассказывать подробности - боюсь сглазить, но мне кажется, что ты стоишь на пороге огромных изменений в твоей жизни…

Напиши, как только будут билеты. Жду с нетерпением и волнуюсь, как школьница…

Твоя Лариса».

- Ну что ж, понятно, - просмотрев еще несколько писем, Кис отставил опустевшую чашку и снова прикурил «Золотую Яву». Михаил Левиков одинок в семье, не оценен по достоинству, морально раздавлен. У него есть взрослая дочь, унаследовавшая от маменьки презрительное отношение к отцу, что способно только усугубить его экзистенциальную тоску. Он болтался где-то в Интернете - типичное времяпрепровождение для одиноких людей, - увидел объявление Ларисы. Судя по всему, она предлагала свои услуги: как репетитора для школьников и гида по Парижу для русских туристов… Алексей знал, что многие русские в Париже перебиваются такой случайной работой, Ксюша не раз живописала жизнь эмигрантов, когда навещала свою старшую сестру Александру, приходившуюся Алексею Кисанову любимой женщиной.

Михаил, видимо, что-то спросил у Ларисы - какую-нибудь ерунду, типа: «Что, тяжело с работой во Франции?» Она ответила - переписка завязалась. И к концу третьего месяца переписки они оказались друг другу самыми близкими людьми. Для Михаила, который давно перестал верить в себя, Лариса стала нечаянным подарком судьбы, ангелом с благой вестью, фокусником в цирке на дневном, детском сеансе, который уже почти вытащил из шляпы за уши удачу… К одному из писем Михаила была «приколота» его фотография, а на ней запечатлелось все: и тотальный черный пессимизм «по жизни», и проблеск детского изумления в глазах в ожидании чуда, и страх в него поверить, и легкая, робкая дымка нежности к едва знакомой женщине, и даже дрогнувшая от нечаянно проснувшейся чувственности улыбка…

- Во, бедолага, - проникся Кис. Как можно вляпаться в такую супругу - это он еще понимал, кто не вляпывался! Но как можно было не сбежать давно - этого понять не мог. Сбегают ведь даже из хорошо охраняемых тюрем!

«Никчемный, совершенно никчемный!» - колыхалась всеми подбородками и нижеследующими слоями тела Клавдия Семеновна, возмущенно округляя сластолюбивый, сочный рот. В молодости она была вполне милашкой, хоть и простушкой - «горняшкой». (Это словечко изобрела Александра, от слова «горничная» - помимо статуса любимой женщины Киса, она была еще и журналисткой и любила поиграть словами.) Теперь же Клавдия, проработав лет тридцать в торговле, раздулась от важности и «дефицита» советских времен, непомерно поглощаемого в доказательство своей элитарности.

«Никчемный муж» был по образованию биохимиком, долгие годы работал в производственной лаборатории [2] при Институте генетики, которую накрыло перестроечной волной, выплюнувшей персонал на пустынный берег безденежья. Понукаемый лютой супругой, Михаил устроился в одну из новорожденных фирм, занимающихся импортом лекарств из Болгарии. Зарплата его от этого перемещения существенно выиграла, но творческая душа изобретателя затосковала, заплутав в чаще цифр, в сушняке платежных ведомостей и накладных… Он с тоской наблюдал, как обосновывается в Москве Ив Роше - вот кто, думал Михаил, оценил бы его изобретение! Но в Москве открылся всего лишь магазин, сам Роше благополучно пребывал во Франции, а Михаил - он сидел в конторе по импорту лекарств и смирялся с судьбой…

Лариса вернула ему веру в свои творческие силы, в ценность его идей. Какое-то изобретение - надо думать, из эпохи лаборатории - она даже назвала «гениальным». Ясное дело, мужик ожил: почувствовал себя нужным женщине и одновременно - потенциальный спрос на свой труд и свой талант. И даже деньги, стараниями Ларисы, смутно замаячили на горизонте.

Она тоже одинока, это понятно. Вдова, материально явно не ахти, в чужой стране трудно с друзьями и общением… Ее фотография тоже имелась в переписке - Лариса прислала ее после робкого намека Левикова: маленькая и неброская блондинка лет сорока пяти, элегантно одетая, с застенчивой и приятной улыбкой. То, что принято называть «интеллигентная женщина». Михаил, с его мягким и добрым характером, с его непризнанным талантом, ее увлек. Женщины, особенно одинокие, любят опекать ближнего, особенно ближнего мужского пола… Наверняка она надеялась что-то построить с Михаилом - при условии, что встреча «живьем» не перевернет те нежные чувства, которые уже заблистали в переписке. И даже его грядущие заработки ею мыслились, скорее всего, как хорошая финансовая база для их будущей семьи. Из писем Михаила понятно, что он готов бросить все без сожалений - до сих пор просто стимула не было, теперь же стимул появился: стараниями Ларисы очертился фундамент его новой жизни. В другой стране, с другой женщиной, с другой работой и, похоже, другими заработками. Дух небось захватывало у обоих от такой перспективы…