Татьяна Степанова - Готическая коллекция

Катюшин вынырнул из тумана, как гном. Командовать ими он уже и не пытался.

— Мне кажется, надо лес прочесать. Рощу за церковью, где старая береза, — неуверенно предложила Катя. — Крикунцова это место вроде тоже посещала. Но нам одним это не под силу, надо ждать, когда патрульные подъедут.

— И когда туман разойдется хоть немного. Ни зги не видно. — Кравченко сел на лодку рядом с Чайкиным, достал сигареты. Они закурили. — А пока…

Слышь, лейтенант. Там, наверное, старуха уже вернулась. Надо бы с ней потолковать.

— Я говорил, спрашивал, ничего она не знает, плачет, — глухо буркнул Катюшин.

— Давайте все же вернемся к Крикунцовым, — предложила и Катя, переглянувшись с Драгоценным В.А. — А вдруг девочка уже дома? Клим, а раньше такого не было? Она не убегала из дома?

— Я не знаю, — Катюшин не поднимал глаз, — она ж больная, психическая. Бабка мне вроде не жаловалась, не заявляла.

— Не заявляла! — Кравченко хмыкнул. — Да она и не смотрит за ней ни фига! Девка шляется целыми днями где хочет. Чуть ли не побирается. Пошли в поселок, там решим, куда дальше — в лес ли, в поле.

Дом Крикунцовых оказался самым крайним на улице Красногвардейской. Возле дома в тумане уже маячил милицейский «газик». Калитка была распахнута настежь. Во дворе — туманная мгла. Где-то в глубине двора сердито гоготали гуси, запертые, наверное, в сарае. Но в тумане не видно было сарая, не видно дома — лишь только штакетник забора в двух шагах впереди, низкое крыльцо, куст смородины возле него с крупными, розовыми, еще недозрелыми ягодами.

Катя, стоя на дорожке перед крыльцом, поразилась, как ярки и заметны детали, когда главное скрыто от вашего взора. Дом, огород, двор — ничего этого сейчас как бы нет. А есть старая ржавая лейка на ступеньках, изумрудные сырые пятна плесени на облупившейся штукатурке, мокрый от осевшей влаги клеенчатый рыбацкий фартук, в спешке брошенный на шаткие перила.

Из тумана слышались голоса — женские, кто-то горестно рыдал, и его успокаивали, уговаривали. Потом молодые бравые осипшие мужские голоса окликнули Катюшина. Милиционеры, приехавшие на «газике», тоже были где-то во дворе. Наверняка рядом с безутешной старухой Крикунцовой и ее соседками. Из тумана со стороны дома возник Чайкин. Катя чувствовала: надо что-то ему сказать. Но подходящих слов не находилось. Их словно бы тоже украл туман. Даже не хотелось спрашивать о том, как Чайкину живется у участкового.

— Ничего? — спросил он.

Катя покачала головой — ничего. Из тумана, точно призрак, материализовался Кравченко.

— Они хотят подождать, пока туман разойдется, — сообщил он. — Я со старшим наряда сейчас разговаривал. На машине-то не проедешь… Туман…

— А когда туман разойдется? — спросила Катя тихо.

Чайкин запахнул плотнее свою некогда стильную, а теперь безнадежно замызганную белую куртку.

— У нас туманы, бывает, по трое суток держатся, — сказал он, — но это осенью.

— Сам-то ты откуда в анклав этот переехал? — поинтересовался Кравченко.

— Из Мурманска. — Чайкин поежился от сырости. — Давно, еще когда в школе учился в первом классе. У меня батя военный был.

— Жив отец-то? — спросил Кравченко.

— Нет. И мать умерла. Я теперь сам себе режиссер.

Как тут сыро во дворе… Радикулит схватишь. Я сейчас дом обошел, там грядки везде, грязищу развезло. А возле бочки вообще лужа, хоть плавай.

— Это где? — переспросил Кравченко, закуривая.

— Там, за домом. С крыши, наверное, льет сильно, — Чайкин кивнул в туман.

Катя услышала, как в «газике» заработала рация.

Патрульные связывались с другими нарядами: «Нет, сейчас в Рыбачий смысла нет ехать… Девочки у матери тоже нет, туда уже ездили, справлялись…»

— Катя, подойди ко мне, — услышала она голос Кравченко.

— Куда? Я тебя не вижу.

— Сюда, за угол.

Катя медленно вдоль стены пошла мимо крыльца.

Грядка-клумба под окном, куст белых мокрых ромашек. Кравченко стоял возле большой пожарной бочки, накрытой деревянной крышкой. Катя сделала еще шаг, и ноги ее сразу по щиколотку оказались в воде В траве рядом с бочкой действительно образовалась целая лужа.

— Ноги промочила из-за тебя. — Катя тщетно пыталась отыскать сухой участок. — Ну что тут? Откуда здесь столько воды?

Кравченко смотрел вверх. Крыша дома тонула в тумане. Видно было только окно, задернутое белой занавеской.

— Тут ни слива, ни трубы водосточной нет, — заметил Кравченко. — Ну-ка, погоди… — Он шагнул к бочке. Поднял тяжелую деревянную крышку. Заглянул внутрь и…

Катя увидела, как изменилось его лицо.

Потом, когда подбежали Катюшин и милиционеры, когда глухо, страшно завыла, заголосила старуха, она по-прежнему стояла рядом с Кравченко. Смотрела на это.

— Выходит.., она там все время и была, — испуганно шепнул Чайкин, — а мы-то… Ну правильно, я еще удивился, откуда здесь такая лужа?

Крикунцова была мертва. Тело вытащили из бочки с водой.

— Может, она сама как-нибудь туда, случайно? — Чайкин смотрел на труп. — Влезла, сорвалась и утонула? Много ли ей надо? Она ведь вроде больная?

Кравченко наклонился над телом, отвел в сторону мокрые слипшиеся Пряди волос на окоченевшей шее.

Катя увидела на коже четкие сине-багровые отпечатки.

— Утопили ее. Это видишь? — указал на следы Кравченко. — Схватили вот так сзади за шею, окунули головой вниз в воду, пока не захлебнулась. А потом и тело туда же засунули, полбочки расплескали. Опоздали мы. И ты, лейтенант, кажется, тогда тоже опоздал.

Она уже несколько часов как мертва. Ее еще до тумана в бочке утопили, а может, и до дождя.

Катюшин стоял возле бочки — спиной к ним и к распростертому на мокрых грядках тщедушному мертвому телу. Катя хотела было подойти к участковому, сказать ему что-то ободряющее, но Катюшин вдруг с остервенением и яростью пнул бочку ногой, и она с глухим стуком опрокинулась набок, нещадно калеча и заливая потоками воды куст белых ромашек.

Кравченко оказался прав: смерть Крикунцовой наступила более девяти часов назад. А это означало, что убили ее — Катя думала об этом с содроганием — почти в то самое время, когда они так мирно загорали, купались и считали облака.

— У самих тут черт знает что творится, а на меня все спихнуть хотели, — проворчал Чайкин, мрачно наблюдавший за тем, как прибывшие вслед за патрульными оперативники и молодой, модно бритый наголо следователь прокуратуры деловито шныряли по двору.

Катюшина отослали опрашивать соседей. Катю, Кравченко и Чайкина вежливо пригласили в понятые.

Катя показала удостоверение — уж извините, не получится, что вызвало весьма вялую реакцию чисто профессионального недовольства.

— Что-то я никак не пойму. Девочку-то за что утопили? — не унимался Чайкин.