Татьяна Степанова - Все оттенки черного

Однако, по его замыслу, чтобы первоначальные смутные подозрения получили реальное подтверждение и окончательно укрепились, нужен был яркий, демонстративный, кровавый ход. Ход, который дал бы понять всем: в Май-Горе происходит что-то странное, чудовищное, с дьявольским душком.

Именно таким и стало хладнокровно продуманное Кузнецовым убийство Тарантинова. Все несчастье этого бедняги заключалось в том, что, — тут Колосов вздохнул, — что Колоброд оказался в неудачный час в неудачном месте и был там замечен убийцей: на участке, то есть поблизости от Хованской. Кузнецов смекнул: умри этой ночью в Май-Горе еще кто-то, с кем общалась, пусть даже мимолетно, «май-горская ведьма», ну хоть вот этот алкаш, что за бутылку косит траву, умри он жутко и кроваво, так, чтобы смерть его по многочисленным уликам наводила именно на ритуально-сатанинский след, и… половина сплетенной им сети вокруг «май-горской ведьмы» уже будет готова.

— В тот вечер Нине было плохо, — тихо сказала Катя. — Кузнецов понес ее к Хованской, помогал приводить в чувство… Он его там и увидел, Тарантинова, в тот самый момент… Никита, — взгляд Кати был растерянным и жалким. — Никита, как же это можно… в эту минуту, когда он с Нинкой был, он думал о… Что же это за люди, Никита? Что за люди?

— Он шел на все ради денег, — Колосов хмыкнул. Фраза, которую он произнес, вроде бы объясняла все и не объясняла ничего. — Он нуждался в деньгах. Мы беседовали со многими, кто его знал, в том числе и с бывшими компаньонами — у него ж пай был в оптовой фирме по закупке обуви и кожгалантереи. А после кризиса они прогорели подчистую, едва-едва долги раздали, склад закрыли. Он на мели был. Кроме зарплаты, что ему Смирнов платил, у него ничего не было. Те, кто знал Кузнецова, в один голос говорят: хрустальной мечтой его стало уехать, смыться отсюда. За бугор махнуть, понимаешь? Кузнецов считал, что здесь у него нет будущего. А для переезда нужны подъемные. Уехать без денег он не…

— В Испанию, — Катя облокотилась на стол. — Он хотел уехать в Испанию. Он нам говорил. Даже Нинке намекал… Он Испанией бредил просто. Все рассказывал, как там хорошо…

— Убийство Тарантинова Кузнецов постарался специально для нас обставить максимально красноречивыми и жуткими деталями. Подбрасывал нам улику за уликой, наталкивая на нужный ему след: порез на ладони, свеча в кострище, кровь. Он вел нас при помощи проложенного им кровавого следа на вершину горы, куда, как ему было известно, наведывалась «ведьма» со своими клиентами — в том числе и со Смирновым; режиссер признался в этом, хоть и неохотно. Все должно было складываться в чудовищную картину некой кровавой оргии, ритуального жертвоприношения. Шабаша на Лысой горе.

Колоброда он, видимо, специально в тот вечер караулил. Когда, расставшись с собутыльниками, тот пошел домой, Кузнецов, возможно, предложил подветц его на машине, а дорогой угостил водкой… с клофелином. Это была важная деталь его плана, я бы сказал, гениальная идея этого сукина сына! Подбросить нам такую улику, — Колосов недобро усмехнулся. — Натолкнуть на мысль, что кто-то специально привел мужичка в беспомощное состояние, чтобы справиться с ним. Что убийца, возможно, слабее жертвы, а значит, не исключено, что убийца — женщина. Кстати, в тот момент, каюсь, я шел у него на поводу. Именно с этого клофелина подозрения наши насчет Хованской сильно окрепли.

Катя вспомнила свою встречу с Кузнецовым — он ведь и ее поил водкой, желая взбодрить… Был ли клофелин и там? Она выпила глоток, а чувствовала себя такой пьяной, такой слабой в ту сумасшедшую ночь.

— В случае со Смирновым клофелина Кузнецову не потребовалось, для самоубийства инсценированного эта улика не годилась, — продолжил Колосов. — А помнишь, Кать, я все пытался выяснить, куда могла деться коса Тарантинова, которой он работал на участке. Нанимаясь по дворам, он обычно все свои инструменты носил с собой, но в тот день никто из его приятелей косы у него не видел. И дома ее не было. Мы допрашивали его собутыльников — они говорят, что иногда он просто оставлял инструмент на том участке, где работал, а наутро забирал. Но на участке Чебукиани косы мы тоже не нашли.

Я подумал: возможно, если Колоброд действительно оставил косу там, ее мог оттуда незаметно взять его убийца, положить в багажник машины, чтобы затем воспользоваться ею как орудием преступления. С помощью водолазов мы обыскали дно Сойки. И вот что нашли там: пластиковое ведро, часть полиэтиленовой пленки, деревянный шест и… лезвие косы. А шест оказался не чем иным, как ее рукояткой. Видимо, Кузнецов использовал лезвие как орудие, а рукоятку вместе с другими уликами после убийства Тарантинова выбросил в реку. Водолазы нашли почтя все, что ему потребовалось на месте убийства, все… кроме веревки. А ведь и она была там, ею за ноги Тарантинова пытались подвесить на дереве, чтобы спустить кровь в пластиковое ведро. Веревку Кузнецов не бросил, сохранил. И она ему впоследствии снова пригодилась. На веревке, изъятой нами с места покушения на Смирнова, экспертизой выявлены следы крови. Но Смирнов не был ранен. Это не его кровь. Чья же тогда? Думаю, когда будут готовы окончательные результаты биологической экспертизы, группа крови с веревки совпадет с группой крови Тарантинова.

— Ты описываешь не человека, а чудовище, Я же с ним общалась, видела его чуть ли не каждый день там — это был обычный парень, даже вроде недалекий, иногда смешной, забавный. Шут, — Кате вдруг вспомнились давние слова Хованской о Кузнецове и его Символе с карты Таро. — Шут, человек Луны… А ты… ты описываешь холодное, жестокое, бездушное чудовище! Выродка! И говоришь все это таким уверенным, таким менторским тоном… Никита, я… я просто не хочу тебе верить. Не хочу!

— Будешь дальше слушать или мне заткнуться? — почти грубо сказал Колосов.

— Извини. Извини меня, пожалуйста.

Колосов отошел к окну.

— Когда Кузнецов встретил тебя ночью на дороге и узнал, что ты видела на горе, — сказал он тихо, — когда ты сама ему обо всем рассказала — о Хованской, о Смирнове, о ритуале, и вы отправились звонить в милицию, то есть мне, он понял: ДОЛГОЖДАННЫЙ ЧАС ПРОБИЛ. То, ради чего все он затеял, нужно делать, не медля более ни минуты. Тетка умрет, прежде чем заикнется о возврате драгоценностей.

— Никита, ты так много говоришь об этих вещах, но их ведь у вас… нет? — Катя заглянула в лицо Колосова. — Если я правильно понимаю… Вы до сих пор не нашли вещи при обыске. Вы оперируете лишь справкой с ювелирной фабрики, списком ювелира-оценщика, державшего их в руках, и его показаниями. А где же сами вещи? Где они?

— У Кузнецова. Он где-то их спрятал. Я бы мог, как детективный. Пинкертон, сказать тебе — он спрятал их в камере хранения на вокзале, в вентиляционном люке, в дупле дерева на перекрестке трех дорог, не пройдет и недели, как мы их найдем и… — Колосов потер лицо рукой. — Но так в книжках только, Катя, бывает. Там всегда все узнают. А тут… что я могу тебе ответить? Ты права. Вещей нет. Пока. Но они будут. Я знаю, что он их где-то прячет. А где — знает только он сам да… тот дьявол, что его ко всему этому подзуживал. Мы будем с ним работать по вещам — месяц, год, пять лет, десять, В камере, на зоне, когда он срок получит. Рано или поздно, но мы узнаем, где он спрятал то, ради чего убивал.