Татьяна Степанова - Венчание со страхом

— А я уезжаю сегодня, тетя Маша. — Человек взял ключ и направился к лестнице. — Вот последний раз зашел. Вещи заберу, и, наверное, больше мы с вами не увидимся.

Сыщики напряженно следили, как ОН поднимался по лестнице шаг за шагом, ступенька за ступенькой. То, чего они ожидали, сразу не произошло.

Пролетело семь с половиной минут. Вахтерша закончила уборку вестибюля, прополоскала тряпку и вывесила ее сушиться на холодную батарею. И тут на лестнице снова послышалисьлегкие быстрые шаги.

Коваленко посмотрел на Колосова — лицо начальника отдела убийств исказилось от боли: нет, такого он не ждал, только не такого!

Да что он! Они все ожидали совершенно другого человека, а пришел… Это уж что-то совсем чудовищное. Противоестественное.

— Ох, Витюша, да что ты, голубь, на себя надел такое? Тараканов, что ль, морить подрядился где? — Вахтерша заколыхалась от благодушного смеха, но он вдруг резко оборвался — она увидела ЕГО лицо и то, ЧТО он держал в руках.

ОН перепрыгнул через три последние ступени, метнулся к насмерть перепуганной старухе и…

Группа захвата сработала молниеносно. Спецназовцы появились словно ниоткуда — из потолка, из стен. Короткая отчаянная схватка, и ОН лежал на полу с заломленными за спину руками. В наручниках.

Один из спецназовцев присел на корточки, удивленно потрогал материал, из которого было сделано странное блестящее облачение поверженного.

— Тьфу ты, да это противохимическая защита! Спецодежда! — хмыкнул он. — Никита, нет, ты только посмотри, — обратился он к подбежавшему Колосову и другим. — Я ж сам такие шмотки в магазине «Все для дома» видел. Еще себе для ремонта хаты приобрести хотел. Это немецкое производство, качественное. Да в таком костюмчике маляром можно в смокинге при бабочке работать — это ж стопроцентная защита от любых лакокрасочных материалов.

— И от крови тоже. — Колосов смотрел на неподвижно лежавшего на полу задержанного остановившимся взглядом. — Ткань непроницаемая. НЕПРОМОКАЕМАЯ.

— Изобретательный подонок. — Спецназовец поднял с пола камень — новый экспонат из лаборатории первобытной техники, повертел его в руках и затем пнул носком кованого башмака блестящую груду. — Что, сделали мы тебя? То-то. Знай, с кем дело имеешь.

На его молодом, разгоряченном схваткой лице отвращение причудливо мешалось с любопытством, а гнев с гордостью за удачно проведенную операцию.

Гордиться действительно было чем: все задержание особо опасного уложилось на этот раз в три минуты сорок секунд.

Прошло четыре с половиной недели. На дворе уже стояла золотая осень. И Юрий Шевчук грустно пророчил из всех радиодинамиков и стереосистем, что эта осень — ПОСЛЕДНЯЯ.

Колосов встретил Катю утром по дороге на службу. Они почти не виделись все это время. Он ждал, что после задержания Павлова она оборвет ему телефон: как же, ведь она так пламенно собиралась написать статью об этом деле, да к тому же Павлов был сокурсником ее ближайших друзей. Но… Катя хранила упорное молчание, не подавая о себе вестей.

Сейчас при встрече у дверей главка его больше всего поразили ее глаза. Они казались огромными на осунувшемся, подурневшем лице и угасшими — ни прежнего любопытства, ни кокетливого лукавства, ни сочувствия — ничего в них. Пустота. Катя взглянула на начальника отдела убийств как на стену, молча кивнула и прошла мимо.

Он чуть ли не бегом догнал ее в коридоре.

— Катерина Сергеевна… что же ты… не заходишь, а? Взгляд пустых, безжизненных глаз.

— Хорошо, зайду. — Голос словно и не ее. — Когда?

— Можешь сегодня часика в четыре. А потом мы могли бы, ну, если тебе по-прежнему интересно, — он знал, что ей предложить, и ему очень хотелось, чтобы она ответила согласием. Вышла из своего тупого оцепенения, потому что именно ей второй раз в жизни ему и хотелось рассказать обо всем, что довелось пережить. Выплеснуть все из себя и забыть уже навсегда.

— Хорошо, спасибо, приду в четыре. — Она повернулась на каблуках и пошла прочь.

В 16.00 она, однако, как и в прежние времена, сидела в его тесном прокуренном кабинете. На коленях ее покоился вечный блокнот, а в руке — такая же вечная ручка. Никита рассказывал, а она старательно записывала. Он вот только ни разу не увидел ее глаз — а только ниточку пробора на низко склоненной голове.

— Я долго думал, с чего же началось это дело, Катя. В принципе теперь все вроде ясно: Павлов увяз по уши в долгах. Их фирму вот-вот готовились объявить банкротом. Весной пришлось продать даже иномарку, на которую, считай, он и растратил деньги в ущерб собственному бизнесу. Он отчаянно нуждался в средствах и поэтому не колеблясь решился на убийство тетки, единственным наследником которой являлся. А наследство было очень солидным: шикарная приватизированная квартира в доме на Кутузовском проспекте, собрание редких картин, ценности немалые, оставшиеся после ее знаменитого мужа-скрипача. Да ты лучше меня это знаешь. Это и по нынешним временам целое состояние. И вот он решился убить Балашову, но как?

Она вела замкнутый образ жизни: дом — институт. Инсценировать разбойное нападение на квартиру, несчастный случай — можно было, конечно, но он не желал рисковать, прекрасно понимая: при любом таком раскладе, хоть при заказном убийстве в подъезде, он, как единственный наследник, сразу же окажется в поле нашего зрения в качестве главного подозреваемого. И вот тут-то ему на ум и пришла идея.

При обыске у него на квартире на Автозаводской мы нашли вырезку из газеты о деле Михасевича. Помнишь, был такой урод? По его делу, пока его не поймали, осудили несколько человек, а одного даже расстреляли. Осудили за серийные убийства, совершенные этим маньяком. Так вот. Павлова посетила мысль: а что, если замаскировать то убийство, которое он совершит из корыстных побуждений, целой серией других убийств, объектом которых тоже станут пожилые женщины. При этом он сознательно стремился переключить наше внимание с Балашовой на предыдущие жертвы, почему и начал весьма издалека продвигаться к своей главной цели.

На днях тут в розыске ребята спорили — зачем, дескать, он подбросил нам с самого начала финт с орудием убийства? Для чего оставлял на месте происшествия мус-тьерские рубила, которые сам же, как оказалось, отвозил на базу в Новоспасское? Нет, это не ошибка его, не прокол, а хорошо продуманный расчет. Посмотри, что получается. Павлов знал, что после убийства Балашовой он все равно рано или поздно столкнется с нами в качестве ближайшего родственника и фигуранта по делу. И он решил опередить нас: пусть им заинтересуются не в связи с убийством тетки, а в связи с убийством Калязиной, к которой он вообще вроде бы никакого отношения не имеет.