Татьяна Степанова - Темный инстинкт

— И нам тоже? — эхом переспросил Шипов.

— Да. А ты, Жорж, помолчи. Не лезь не в свои дела.

— Меня Егором зовут.

— Все равно заглохни.

— Нет, отчего же, — Сидоров уже наступил на горло раненому самолюбию. — Отчего же, я, например, Егор, с тобой с большим удовольствием потолкую. И даже расскажу тебе кое-что. Желаешь?

— Я желаю знать только одно: кто убил Андрея, — парень смотрел в окно на мелькающий вдоль шоссе частокол сосен.

— Откуда же у тебя взялся пистолет, Егор? — спросил Сидоров, вроде бы даже не замечая его слов.

— Нашел.

— И где же?

— В Москве, в Измайлове, в парке.

— Прямо с патронами нашел?

— Нет, патроны позже купил.

— У кого? За сколько?

— Не помню, у мужика какого-то в баре на Полянке.

Недорого.

— А деньги у Марины Ивановны взял?

Шипов глянул на опера.

— Я никаких денег никогда у Марины Ивановны не брал.

— Значит, у брата?

— У него иногда.

— И на пушку тоже?

— Я купил только патроны, а пистолет нашел.

— А зачем он вообще тебе понадобился? — Сидоров говорил ровно. И снова в его голосе не слышалось интереса, словно он задавал вопросы, исполняя тем самым опостылевший ритуал. И при этом преотлично знал все ответы заранее.

— Саш, ты на дорогу смотри все-таки хоть иногда, — заворчал Кравченко. Потому что опер сидел вполоборота и даже руль иногда отпускал. А тут как раз навстречу вынырнул из-за поворота длиннющий трейлер.

— Зачем тебе было вооружаться, Егор, а? — повторил Сидоров. — На кого ж ты у нас войной собрался?

— Моего брата убили.

— Сочувствую тебе от всего сердца.

— Мне от вашего сочувствия ни жарко ни холодно. — Шипов продолжал смотреть в окно. — Андрея убили. Это , все, что я знаю. И я там совсем один.

— Где «там»? — осведомился Сидоров.

Шипов не ответил.

— А ты свою пушку нашел до инцидента в «Небесном рыцаре» или после? — выдал вдруг Сидоров вкрадчиво.

Парень вздрогнул, а Кравченко навострил уши — это еще что такое?

— Великая вещь научно-технический прогресс, — продолжал опер. — Я, ребята, не устаю на него удивляться. А с тех пор как у нас в отделе факс поставили — особенно.

Сам, лично у шефа в ногах валялся, деньги клянчил. Зато сейчас мы как белые люди — набрал номерочек, выдал звоночек наверх. А тебе мигом кое-что по факсу и сбросили, документики любопытные. Эх, что ж ты, мил друг, Егор-Георгий, делаешь, а? От закона бегаешь — нехорошо это. На даче радуешься, а в Первопрестольной тебя ищут, дело на тебя в окружном РУВД у следователя пылится уголовное. Знаешь про дело-то?

— То дело давно закрыто. И я от закона не бегаю. Его же прекратили — мне сама следователь сказала. — Шипов по-прежнему упорно смотрел в окно. На щеках его появился яркий румянец. — И вообще, я ни в чем не виноват.

— Конечно. Подумаешь, пустячок — сломал некоему гражданину Зарецкому Феликсу Феликсовичу челюсть и два ребра. Побои нанес — и, естественно, не виноват.

— Кому-кому? Зарецкому? Филу? Феличите?! — Кравченко аж подскочил от неожиданности.

— Ишь ты, знаешь потерпевшего? — Сидоров как-то плотоядно ухмыльнулся.

— А как же! Совладелец оптовой базы моющих средств в Текстильщиках, богатый барин, но человек в Москве пока новый. А наши его не только по шампуням и бабьим прокладкам знают, — теперь ухмыльнулся Кравченко. — Он одно время в тренажерный зал зачастил на базу нашу в Марьиной Роще. Денег дал, ну, в общем, вроде тонус жизненный поднять Феличиту (это кличка у него такая) потянуло. Наши к нему со всем уважением сначала — клиент платит: и тебе тренер персональный, и массажист, и все такое. А Феличита хамить начал. В общем, хлебнули наши с ним лиха. Он же гомик. И не просто гомик, а озабоченный гомик. А у наших на базе атлетический зал, ребятки-культуристы ходят. Ну, он и развернулся тут. Еле отбоярились и денег никаких не нужно стало, репутация заведения дороже. Ребята хотели ему морду набить, да пожалели — он квелый, как ящерица дохлая. — Кравченко обернулся к Шипову-младшему:

— А ты что это, брат, тоже, выходит…

— Дело, которое якобы прекращено, — быстро перебил его Сидоров, — любопытное, и весьма. А ты, Вадик, прикуси язык. Тут я сегодня истории рассказываю.

— Ты, Александр Иваныч, смотрю, человек донельзя осведомленный, — фыркнул Кравченко. — В болотах сидишь, а про Феличиту информацию имеешь. Ну и каналы у тебя, смотрю.

— Свет не без добрых людей, — Сидоров закурил новую сигарету. — Да и факс есть к тому же… Да, дельце ,твое, Егор, действительно прекращено. Пугать этой макулатурой мне теперь тебя смысла нет. С гражданином Зарецким недоразумения ваши улажены. Как и кем — ты знаешь, наверное, лучше меня — родственничков надо иметь таких вот, да… Не высказываете вы с этой Феличитой претензий друг к другу, драка, происшедшая между вами, возникла на «почве личных неприязненных отношений», кои вы полностью уже нормализовали. Ладно. Все так там в деле и записано. И поставлена жирная точка: прекратить вследствие изменения обстановки. Но мы не будем вдаваться в анализ столь любопытного юридического казуса. Я лучше другое тебе, Егор, расскажу. А вернее, напомню.

— Что? — Шипов повернул голову, хрустнул пальцами.

— Показания некоторых свидетелей, присутствовавших при этих ваших неприязненных отношениях. Вадик, а ты слыхал о «Небесном рыцаре»?

— Кое-что, — Кравченко отвечал уклончиво. — Это кабак такой, а вернее, гей-клуб на Старом Арбате, в Медном переулке. Шикарный, говорят. Но я таких фасонов не ношу.

— Ну, Егор тоже не носит. Не подумай, бога ради, что дурное. Он у нас человек правильный, — Сидоров наблюдал в зеркальце за Шиповым-младшим, который в это самое мгновение превращался из румяного в красного рака. — «Рыцаря» в вашем Медном переулке посещал он этой весной исключительно как лицо, сопровождающее своего старшего брата: что-то вроде телохранителя, по-родственному.

— Андрей ходил в эту…

— Слушайте, вы, придурки! — Егор скрипнул зубами. — Если вы хоть раз еще посмеете.., если хоть единый раз…

— А что мы такого сказали? — наивно удивился Сидоров. — Ты дослушай сначала и не ори, не перебивай старших. Нет, Вадик, не делай скоропалительных выводов.

Андрея Шилова просто приглашали петь в том клубе. Петь на эстраде — только и всего.

— Он же оперный певец, а впрочем.., это сейчас модно, да. — Кравченко кусал губы, чтобы не ухмыльнуться и не злить и без того уже доведенного до белого каления мальчишку. — Я сам даже кое-что слыхал в этом роде, не Шилова, конечно, а… А у Андрея такой голос, ну как раз этим клубным завсегдатаям по вкусу бы пришелся. И что же он пел для этой публики? Неужели арии?

— Разное, — Шипов опустил голову. — Неаполитанские песни, кое-что из Генделя, «Аве Мария» даже.