Татьяна Степанова - Рейтинг темного божества

— Это было семейным преданием, тайной. Хранился план, чертеж. Но никто к этому никогда не относился всерьез. Честное слово! И брат тоже… Он просто интересовался рок-музыкой и немножко оккультизмом.

Сначала просто из чистого любопытства, от скуки, чтобы не так пресно было жить. А потом мы встретили его, Стефана. И все изменилось. Я и Алексей стали другими.

— Ваш брат вместе со Стахисом хотел отыскать то, что некогда спрятал ваш прадед? — Колосов решил пока не упоминать про Дюкло — раз это так ее пугало и нервировало.

— Без него они бы никогда это не нашли. Он, Стахис, не нашел бы… Алексей потом проклинал себя, но было уже поздно…

— Что же произошло? — не выдержала Катя. — Как вышло, что ваш брат… что они убили его?

— По-вашему, он стал предателем? — Щеки Жени вспыхнули.

— Нет, что вы, вы не поняли меня…

— Знали бы вы, о чем идет речь, какова ставка! — крикнула Женя. — Да что, разве вам объяснишь… навели справки, докопались, приехали… Зачем вы приехали ко мне? Вы же ничего не понимаете! Куда вы суетесь! Мой брат… Если бы он только смог сделать то, что хотел…

— Он хотел уничтожить черный талисман, исполняющий желания, — подал голос Мещерский. — Идиотски как-то звучит…

— А какое было у него желание — у вашего брата? Ведь он же в начале поисков хотел, чтобы оно исполнилось, правда? Чего он хотел? — спросила Катя, снова рискуя навлечь на себя гнев девушки.

— Он… он просто не хотел умирать, как все. Он хотел жить. Долго, вечно. И потом… ему было просто интересно. Сначала.

— А потом?

— Потом страшно. И мне тоже.

— Он захотел воспрепятствовать всему этому, когда узнал, что поездке на кладбище будет предшествовать групповое убийство? — спросил Колосов. — Это его подвигло действовать?

— Гекатомба бескровная… по их ритуалам… по ритуалам братства Июньской Жатвы, — Женя запнулась, — она… она обязательно должна быть принесена сначала. Как и тогда, давно, много лет назад, когда в живых остался только мой прадед. Без жертвоприношения ничего не произойдет. Об этом кричал во время припадков безумия в больнице мой бедный прадед, об этом шептались между собой моя бабка и ее сестры, хранившие секрет… Об этом говорил нам и тот парализованный старик-эмигрант в Женеве. Это увидела во время одного из своих сеансов она, — Женя яростно стукнула кулаком по колену, — она, скользкая гадина, увидела, и для него это сразу стало законом!

— Да кто она-то? Сестра Стахиса Анна? — воскликнул Колосов.

— Она не просто сестра ему, нет… Она и сестра, и жена, и медиум, и любовница ему, как Изида Озирису. Но не верьте, не верьте ей — в ней нет и следа истинной Изиды. Это все ложь, обман.

— То, что в ней, ведь надо как-то назвать, да? — Мещерский вспомнил странную фразу графа Головина.

Женя глянула на него.

— А ты не дурак, парень, — криво, через силу усмехнулась она. — Ему бы ты, наверное, понравился, и как знать… как знать…

— Значит, ваш брат был против жертвоприношения в сауне. Он был посвящен в его детали? — спросил Колосов.

— У них не было секретов. Они ведь были друзья с ним, они вместе затеяли весь этот ужас.

— Сам способ повешения крайне изощренный. Кто же все это придумал? Стахис?

— Нет. Это придумал тот ужасный летчик… ночной летчик Глеб Попов. Он был великий мастер на такие штуки… Ему вообще шла роль палача. Он и его дефективный братец-садист… О, они многое умели. Я впервые увидела их в том доме возле аэродрома…

— В Брусках?

— В Брусках. Это храм посвященных. Чужие туда не допускались.

— Для чужих — сеансы во Дворце культуры и мистерии на озере?

— На озеро просто съезжался трахаться разный сброд во славу Озириса. Он, Стахис, этим всегда пользовался. Там было удобно наблюдать за людьми, как за подопытными мышами.

— А что, по-твоему, свело Поповых и Стахиса? — спросил Колосов.

— Он им когда-то помог по-крупному. Он ведь всем помогал. Даже мне — своей бескорыстной любовью. — Голос Жени звенел. — Знаете, я ведь была до знакомства с ним просто шлюхой. Мне каждый день нужен был мужчина. Я ничего не могла с собой поделать. Боялась саму себя. Погибала от похоти. А он мне помог. Скоро, кроме него, мне стал никто не нужен. Я думала только о нем. Даже сейчас, после всего, я не могу… не могу. — Она резко отвернулась.

— Разве это помощь? — воскликнула Катя. Женя не ответила.

— И вот так же он лечил от наркомании? — спросил Колосов. — Заменяя одно другим? Героин миристицином?

— Ему все было подвластно, все позволено.

— Вот эта фотография. — Колосов извлек снимок. — Она что же, ваша?

Женя посмотрела, кивнула:

— Она всегда хранилась в нашей семье.

— А для чего ваш брат отдал ее мне? — спросила Анфиса. — Как раз накануне убийства?

— Я не знаю, он мне ничего не говорил об этом. — Я фоторепортер, журналист. Может быть, он хотел привлечь внимание к деятельности этой вашей секты, вашего братства? Он просил, чтобы я ее опубликовала в печати.

— Может быть, но этого я не знаю.

— Скажите, Женя, ваш брат заикался? — спросила Анфиса.

— Да, с детства, когда сильно волновался. — Она снова всхлипнула.

— Эти четверо ребят из сауны, — Колосов забрал у нее фото, — они что, не догадывались, чем все для них кончится?

— Они… Мой брат называл их слепыми щенками, ныряющими в бездонный колодец. Какие же дураки, слепцы! Наркоман, спортсмен, педик, какой-то чокнутый бывший сатанист… Они явились к нему, к Стефану. Им нужен был учитель, поводырь, лекарь, кнут и пряник в одном лице… Глупцы, мальчишки… Мой брат предупреждал их, что добром для них все это не кончится.

— Он предупреждал их?

— Да, но они ничего не желали слушать. Они слушали только его и верили только ему. Он умеет привлекать сердца. Они таскались на все его сеансы, каждый раз ездили на озеро. Они были идеальной жертвой — это было просто написано на их лбах. Им стали внушать, что они могут подняться на высшую ступень, войти в круг избранных, посвященных. Только для этого надо пройти обряд инициации. Они были готовы на все. Они словно сошли с ума. Их обрабатывали Попов и Антон Брагин.

— Брагин? Шофер?

— Он не шофер, он прежде купоны на бирже стриг, потом разорился. У него дьявольский ум. Он и Попов внушили этим мальчишкам, что путь инициации — это черта, граница между светом и тьмой, жизнью и смертью. Они, мол, должны испытать на себе и то и другое, на миг переступить черту и тем самым войти в новый круг посвященных.

— Черт, вот потому-то они там, в этой сауне, и надели себе на шеи веревки добровольно. Они были уверены, что это испытание — блеф, что надувной матрас просто немного погрузится в воду, а Поповы вытолкнули его у них из-под ног! — воскликнул Колосов.

— Между прочим, Женя, в поисках доказательств он сам испытал этот обряд на себе, едва не повесился всерьез. — Катя кивнула на Колосова.