Татьяна Полякова - Аста ла виста, беби!

— Поехали в больницу, — сказал Артем. — Мне сообщили, что ему стало лучше.

В десять часов утра мы были у здания больницы. Тут же прошли в отделение, не вызвав ни у кого ни вопросов, ни особого внимания. Артем постучал в пятнадцатую палату, услышал «да», и мы вошли. В палате находилось трое мужчин. Двое лежали на своих постелях, ожидая обхода, Глымов сидел возле окна, разглядывая ветви березы, что легонько постукивали по стеклу.

Когда мы вошли, он повернулся, потом медленно встал, держась за подоконник, и пошел нам навстречу.

— Идемте в коридор, — сказал он тихо. В коридоре он устроился на диване, вздохнул и пробормотал, не глядя на нас:

— Я знал, что вы придете. Докопаетесь. Я и не думал ее убивать, не знаю, что на меня нашло. Она моего сына погубила, она… мерзкая шлюха. Но я не думал… а когда увидел ее, пьяную, полуголую… она меня за шампанским посылала, сбегай, говорит… это я ей побегу, еще в ноги поклонюсь, что на работу пристроила, а сына… Ну, и случилось со мной что-то, в глазах потемнело, и я… убил, одним словом. Испугался, конечно. Кому в тюрьму охота… Но потом решил, что пойду и все как есть расскажу. Но смелости не хватило. А когда узнал, кто этот ее ухажер, подумал: такому в тюрьме как раз и место… хотя знал, что вы докопаетесь. Чувствовал. Чего теперь? Арестуете?

— До суда, думаю, можно будет ограничиться подпиской о невыезде, — ответил Артем, с сочувствием глядя на старика. Может, о своих детях вспомнил. У меня же старик сочувствия не вызывал, какую-то брезгливую жалость — да, но не сочувствие. А потом я подумала, что не мне его судить, и мне стало даже хуже. Жизнь так устроена: спасая одного, ты роешь яму другому. Может, от этого и скребли на душе кошки.

— Ты поезжай, — сказала я Артему, — а у меня здесь дело.

— В больнице? — удивился он. — Чего ты мне голову морочишь?

— Я что, не могу сходить к врачу?

— К какому врачу?

— Тебе мой врач без надобности.

— А-а… так бы и сказала.

— Так я и говорю.

— Надо бы это… отметить, — покаянно добавил он.

— Отметим, — я махнула ему рукой на прощание и направилась в поликлинику.

Администратор на четвертом этаже сказала мне, что жилец из четыреста семнадцатого у себя. Гостиницу Стас выбрал неплохую, но далеко не лучшую в городе, и номер, конечно, самый обыкновенный. Со старыми привычками не просто расстаться, хотя он без пяти минут миллионер. Я постучала, он открыл дверь и улыбнулся.

— Рад, что ты пришла, — сказал он

— Сейчас ты еще больше обрадуешься. — Я протянула ему пластиковую папку с бумагами. — Можешь забрать бабушку хоть сегодня.

— Ты это серьезно? — не поверил он.

— Абсолютно. Я же обещала помочь, вот и помогла.

Я направилась к двери. Стас заволновался:

— Куда ты?

— У меня есть дела и помимо твоей бабушки.

— Подожди. И что дальше?

— Дальше? Ты заказываешь транспорт на историческую родину. Не думаю, что это вызовет особые трудности. Деньги у тебя есть.

— Ты же прекрасно понимаешь, что я не об этом.

— А о другом и говорить не стоит, — широко улыбнулась я.

— Чепуха.

— Чепуха то, что ты сейчас намерен мне сказать. Тебе у бассейна лежать надоело, вот и все. Так что твои рыцарские подвиги меня не впечатляли.

— Да не любишь ты своего Тагаева.

— Откуда тебе это знать? Люблю, не люблю…

— Я знаю. Я…

— Т-шш, — прижала я палец к губам. И продекламировала:

— «Любимый мой вчера убит, любимый мой в гробу лежит, и солнца луч навек погас, мой милый не откроет глаз».

— Что это за чушь, скажи на милость?

— Это шотландский классик. Когда-то давно я любила читать книги, но это не пошло мне на пользу.

— Ты его не любишь, дура, мать твою, — не выдержал он и на мгновение стал похож на себя прежнего, хотя теперь у него было другое лицо.

— Точно, — кивнула я. — Дура. А ты всегда был очень разумным парнем. Чего ж тебе тогда так тошно, Саша? Не явился бы ты сюда, будь все по-другому. Я сначала подумала, ты снова взялся за старое, оказалось, что все даже хуже…

— Ты мне мстишь, сучка, вот и все. Только кому ты делаешь больнее?

— Уж точно не тебе, — усмехнулась я, направляясь к двери, распахнула ее и сказала:

— Кстати, ты бы поторопился убраться отсюда. Не одна я такая умная, вдруг сообразят ненароком, кто ты такой, герой. — Я махнула рукой и добавила:

— «Аста ла виста, беби!»

Закрыла дверь и пошла по коридору, беспричинно улыбаясь. Впрочем, причина была. Я прощаюсь с прежней жизнью. Как ни странно, легко прощаюсь. В тот момент я верила: та жизнь, что ждет меня впереди, непременно будет счастливой. Я так и думала: с завтрашнего дня начинаю новую жизнь, где я буду счастлива. С утра до вечера, без перерыва на обед. И все у меня получился. Вот так.

Я ждала Тимура дома. Сначала я хотела встретить его возле ворот тюрьмы, как в гангстерских фильмах. Но, узнав, что его товарищи по оружию пасутся там с восьми часов утра, готовя торжественную встречу, решила не вносить смятение в их дружные ряды. Пусть мужчины обнимутся по-братски, похлопают друг друга по плечам, троекратно лобызаясь, а я скромно дождусь своей очереди.

На самом деле я боялась, что мы будем испытывать обоюдную неловкость. А так как я твердо решила, что никаких недомолвок теперь между нами быть не может, то и пришла к выводу, что встретиться нам стоит наедине.

Я разожгла камин, силясь придать нашей встрече некую торжественность, к тому же меня отчего-то знобило и я хотела согреться.

Ждать пришлось долго. Может, Тимур готовился к трудному разговору, а может, просто не спешил домой. Наконец хлопнула дверь, я услышала его шаги. Он появился в гостиной в куртке и обуви, хотя я вроде бы приучила его разуваться у порога. Привалился плечом к стене и сказал:

— Привет.

— Привет, — ответила я и улыбнулась. — У меня есть для тебя потрясающая новость, хотя она тебе таковой может и не показаться.

— Да? Отлично, — кивнул он.

— Чего не раздеваешься?

— Я на минуту.

— Какие-то дела?

— Дел полно, — вздохнул он.

— Поесть успеешь?

— Спасибо, я поел. Я хотел поблагодарить тебя. Ты, как всегда, вела себя героически. И вообще… — Он улыбнулся и развел руками.

— Ты говоришь с иронией?

— Пытаюсь. Не хочу придавать нашей встрече мелодраматический характер. — Он провел рукой по волосам, посмотрел на меня, и в глазах его появилась печаль. — Знаешь, это ужасно смешно, но, когда я сидел там, я вдруг понял, как это несправедливо, жестоко и глупо держать кого-то в клетке. И дал себе слово: если выйду оттуда, непременно выпущу тебя на волю, — он улыбнулся. — Прости меня, если можешь. Я хотел как лучше. Честно хотел. — Он сделал шаг к двери, но все-таки обернулся. — Ты ведь знаешь, что он жив? Знаешь… оттого и жила со мной.