Татьяна Полякова - Я — ваши неприятности

— Здесь безопасно. А через несколько дней все кончится. — Тут был бы уместен вопрос: что все? Но задать его желания не возникало. — Пройдемся? — предложил он, я поспешно встала. Мы направились к кустам смородины между грядок. Серафима, осознав, что много мы так не нагуляем, из сада удалилась. Циркач щурился на солнце, смотрел в сторону, был странно чужим и далеким. Я сказала:

— Эти деньги… не стоило их возвращать. Бог с ними.

Циркач не ответил и даже виду не подал, что услышал. Я кашлянула и спросила робко:

— Сережа, а мы поедем на… эти острова, забыла, как они называются?

Теперь он посмотрел мне в глаза. Внимательно. Надо полагать, вид у меня был жалостливый. Он обнял меня одной рукой, прижал к себе и сказал:

— Если захочешь.

— Я очень хочу, — торопливо заверила я и в этот момент действительно хотела оказаться на каких-нибудь островах в тысячах километрах отсюда.

— Значит, поедем.

— Когда? — Я потерлась носом о его плечо, как ни странно мужчин это обычно умиляет. — Я спрашиваю, потому что отпуск у меня скоро кончится, первого октября открытие сезона…

— Все это на несколько дней, — заверил он. — Потерпишь?

— Конечно. Ты приедешь?

— Если смогу.

Мы еще погуляли между грядок, я ничего против не имела, но вздохнула с облегчением, когда он сказал:

— Мне пора.

— Я тебя до машины провожу, можно? — Роль ласковой дурочки всегда давалась мне легко. В театре я их часто играю. Однообразно, зато выходит с блеском.

По пути я неожиданно для самой себя и спросила, тихо и очень робко:

— Сережа, ты меня любишь?

Он уже сделал шаг к машине, замер, медленно повернулся и спокойно и просто ответил:

— Да.

Но такую простоту не сыграешь, кому знать, как не мне? Он ответил “да” и не задал свой вопрос, может, потому, что знал ответ.

— Я тебе телефон оставил, — сказал ухе в машине. — Номер ты знаешь. И не бойся. У твоей истории будет хороший конец.

— Он уехал забрав с собой Андрея и Гену. С обязанностями охранника легко мог справиться один Сашка.

Я села на скамейку возле дома, испытывая по отношению к себе ранее неведомое гадливое чувство. В этом состоянии меня и нашла Серафима.

— Ну и чего ты здесь сидишь? Наслаждаешься самобичеванием?

— Он приедет, и я все ему расскажу.

— Что? — усмехнулась тетушка.

— Все. Всю правду.

— Правда, она только у дураков одна. А у тебя еще тетка есть. Живая. Пока. И мечтающая проскрипеть лет до девяноста. Это первое. Второе: что он тебе там сказал, дело не мое, но благородство ему скоро надоест. Так что и о себе подумай. Если мы здесь надолго засели, то придется нелегко. Положим, пару раз отговоришься критическими днями, а потом?

— Он не такой…

— Он замечательный, — закивала Серафима. — Брякни про наши хитрости и узнаешь всю замечательность. Ох, горе-горькое… Телефон оставил, мать его… и кто ж нам по этому телефону позвонит?

— Ты об Илье думаешь?

— Думаю я, племяшка, о нашей незавидной доле.

За четыре дня Сережа ни разу не приезжал, правда, звонил. Затевать трудный разговор по телефону я не решилась. К своей досаде и Серафиминой радости.

Жизнь текла дачная. Сашка оказался просто золотым парнем. Погода стояла летняя, мы вынесли стол и три стула в сад и здесь под раскидистой яблоней проводили большую часть времени. Болтали, пили чай и слушали, как с громким стуком падают на землю яблоки.

Я пыталась найти себе оправдания: должна же я была помочь Серафиме. И Сережа хорош: о том, что женат, молчит до сих пор… Не люблю быть подлой, ох не люблю… В общем, несмотря на солнце и наливные яблочки, чувствовала я себя довольно скверно.

Что в это время происходило в городе, мы не знали. Сашка вел исключительно нейтральные разговоры, по ним даже о роде его занятий догадаться было невозможно. Мы пребывали в неизвестности.

На пятый день Сашка вздумал топить баню. Баня стояла в огороде, хлипкое, низкое строение с прокопченным потолком и крохотным окошком. Он отправился в баню первым, а через полтора часа чрезвычайно довольный сидел под яблоней и попивал пиво. Нам стало завидно, и мы с Серафимой пошли париться. Правда, долго не выдержали. Минут через двадцать совали головы в ведра с холодной водой, а еще через десять позорно бежали. Мы одевались в предбаннике, когда я услышала шаги. Крикнула громко:

— Саша, поставь самовар.

Он не ответил, мы не испугались и вообще значения этому не придали. Вышли, замотав головы полотенцами, и направились между грядок к столу.

На моем стуле, раскачиваясь и поигрывая яблоком, сидел Каток-старший и затейливо нам улыбался. Я остановилась как вкопанная, Серафима налетела на меня, взглянула и слабо охнула.

— С легким паром, — сказал Юрик. — Хотел к вам присоединиться, да опоздал…

— Где Сашка? — спросила я.

— Кто? — поднял он брови.

— Сашка.

— А… ушел куда-нибудь. Эти охранники такой ненадежный народ…

— Где он? — хотелось крикнуть, но голос пропал.

— Вот только без истерик, — перестал ухмыляться Каток. — И лучше не зли меня, не то следом отправлю.

— Зачем мы тебе? — вздохнула Серафима, садясь на стул рядом.

— Твоя сучонка-племянница на меня Циркача натравила. Не страшно, но хлопотно. Соображаешь? А ведь убивают и за меньшее.

— А то ты раньше с Циркачом дружбу водил, — проворчала Серафима. — Ты нас вправду сейчас убьешь или тебе чего-то надо?

Он засмеялся, потом спросил:

— Циркач когда приедет?

— Не сказал. Был только раз, в первый день, когда мы сюда приехали. И как в воду канул. С Сашкой прохлаждались. Но проведать нас, конечно, должен.

— Ага, — кивнул Юрик. — Подождем. Я в этот момент пыталась вспомнить, где оставила телефон. Если он Юрикиным гориллам на глаза не попался, шанс есть… Тут в саду появились четверо парней. Один, высокий и худой, сказал Катку:

— Нигде никого…

Юрик кивнул. Натурой он был деятельной, долго сидеть и на стуле раскачиваться не мог.

— Что ж, если наш Ромео на свидание не спешит, придется поторопить. Слава, принеси телефон из машины. Ведь номер ты знаешь? — повернулся ко мне Каток.

— Звонить не буду.

— Даже забудь об этом. У меня мужики слезами обливались. Так что не создавай хлопот ни мне, ни себе.

— Я не знаю, что ты там себе вообразил, — торопливо начала я, — но Циркачу на меня плевать. Ты бы кинулся со всех ног спасать меня от смерти?

— Нет, я вообще не люблю кидаться. А Циркач, он такой, он может.

— У него семья. Я совсем ничего не значу.

— Посмотрим. Только я бы на твоем месте очень уж этому не радовался. На что вы мне тогда сдались?

— Не слушай его, — хрустнув яблоком, сказала Серафима. — Он нас в любом случае убьет. Так что не особо старайся.

— Смерть тоже разной бывает, — философски заметил Юрик. — Иногда ждать замучаешься. А потом, убивать я вас не намерен. Недооцениваешь ты меня, Серафима Павловна, а племянница твоя и вовсе дураком считает. А я ведь парень веселый, шутить люблю. Вот и пришла мне в голову забавная мыслишка. Длинный вернулся с телефоном. — Номер? — спросил Каток. Я назвала: мучиться я была не готова. Мы напряженно ждали. Каток был весел и чрезвычайно в себе уверен. О том, что он затеял, оставалось только гадать. Через несколько минут стало ясно: особой оригинальности он проявлять не собирался.