Татьяна Полякова - Ночь последнего дня

— Революционеры умирают, но не сдаются.

— Вид у тебя цветущий.

— Если хочешь выпить, в холодильнике немного осталось.

— Не говори мне о выпивке, — взмолился он.

Ему пришлось почти кричать, потому что я отправилась в ванную переодеваться — короткий халат на голое тело не самый удачный наряд, если намереваешься отшить парня. В комнате, где он устроился, я появилась в джинсах и футболке.

— А знаешь, ты выглядишь совсем иначе, — приглядываясь ко мне, заметил он.

— Не уверена, что ты хорошо помнишь, как я выглядела вчера.

— Нет, серьезно. Эта прическа очень меняет твой облик. — Я плюхнулась в кресло напротив него и вздохнула. — Что-нибудь не так? — спросил он после паузы.

— О чем ты?

— Я зря пришел?

— Это ты думаешь или я?

— Я не собирался приходить, — пустился он в откровения. — А потом поймал себя на мысли, что постоянно о тебе думаю. И жду звонка. Но ты не позвонила.

— Целый день страдала с перепоя. Как только башка не треснула…

— Может, прогуляемся? — неуверенно предложил он. — Посидим в кафе.

— Давай в другой раз. Мне на самом деле пора уходить. Ты застал меня по чистой случайности.

— Я понимаю, надо было позвонить, но ты не оставила мне свой номер.

— Что не помешало тебе его узнать, — усмехнулась я. — Мне звонил твой друг.

— Антон? Твоя Машка исчезла, как видение, — словно оправдываясь, сказал Борька. — Я только-только порадовался, что мне повезло больше, но ты со мной ужасно холодна… — Он хотел, чтобы его слова прозвучали весело, однако на самом деле вышло печально. — У тебя кто-то есть?

— В том смысле, который ты вкладываешь в этот вопрос, нет.

— Ты жалеешь о том, что произошло?

— Боря, все нормально, — развела я руками. — Просто я действительно страдаю с перепоя, и мне действительно пора уходить.

Очень часто мужчины казались мне странными созданиями. Вот и этот ведет себя глупее не придумаешь: вместо того чтобы встать и уйти, пытается устроить сцену, причем весьма неумело. А если бы я полезла к нему с подобными глупостями, наверняка убежал бы как ошпаренный, что, безусловно, и делал не раз.

Но Борька оказался разумным парнем. Поднялся и с улыбкой сказал:

— Хорошо. Встретимся, когда у тебя улучшится настроение. Я могу тебе позвонить?

— Сколько угодно, — заверила я, провожая его до двери. Он все-таки задержался на мгновение и нерешительно меня поцеловал.

В девять я была в «Бабочке», решив, что в первый день работы просто обязана прийти пораньше. Бар был пуст, если, конечно, не считать Виссариона, который, стоя за стойкой, читал книгу, водрузив очки на нос.

— А где воспитуемые? — с кислым видом обводя глазами бар, спросила я.

— Вот послушай, — ответил Виссарион и стал цитировать:

— «Ложное или ненадлежащее злоупотребление словами странно подчиняет понимание, ибо слова абсолютно владеют пониманием и ввергают все предметы в хаос».

— Что за дрянь ты читаешь? — возмутилась я.

— Френсис Бэкон, — сказал он с укоризной.

— Все англичане — страшные зануды.

— Сегодня нет дождя, — изрек Виссарион. К его манере вести беседу я давно привыкла и даже смогла приноровиться. — Время, — добавил он и пожал плечами. Понимать это можно было так: для девок еще слишком рано, к тому же сегодня хорошая погода и они будут торчать на улице, боясь проворонить клиентов.

Надо сказать, что своим стремлением спасать заблудшие души Виссарион подорвал репутацию заведения, нормальные люди сюда не заглядывали. Правда, бывали ненормальные, приходившие сюда в поисках экзотики, а также случайные, кто знать не знал, от чего здесь спасают.

— Могу тебя накормить, — сообщил Виссарион. — Наташка ушла, но можно подогреть в микроволновке.

— Я лучше поиграю, не то получится, что я даром ем твой хлеб.

— Поиграешь потом.

— Нет. Меня будет мучить совесть.

Я села за рояль, а Виссарион отложил книгу. Странное дело, но игра доставила мне удовольствие, но главное, конечно, что я доставила удовольствие Виссариону. На глазах его стояли слезы.

— У тебя прекрасная душа, — изрек он.

— У меня просто хватило терпения окончить музыкальную школу.

— Твой отец профессор, — подумав, сказал Виссарион. — Зачем якшаешься со всяким сбродом?

— Ты кому вкручиваешь? — усмехнулась я. — Моя биография тебе наверняка известна.

— Допустим, — не стал он спорить. — Но ты всегда можешь уйти. Можешь?

— Нет, — покачала я головой. — Не спрашивай почему. Не могу.

Тут дверь открылась, и в бар вошел Борька. Пока я собиралась высказаться по этому поводу, он добрался до стойки, взял чашку кофе и скромно устроился у окна, поглядывая на улицу.

— Кажется, у нас приличный посетитель, — шепнул Виссарион. Разубеждать я его не стала и принялась играть.

Вечер был полон неожиданностей. Минут через десять в бар заглянула парочка. Огляделись и неуверенно прошли к стойке, выпили кофе, заказали еще, в общем, остались. Вскоре явились две девушки с кошкой в сумке, потом еще парочка. Часам к одиннадцати почти все столы были заняты, такого наплыва граждан я припомнить не могла. Пока я ходила в туалет, Виссарион извлек пухлый том «Антологии английской поэзии» и приступил к выразительному чтению. Не знаю, кого он в этот раз спасал, но впечатление в любом случае произвел, большинство посетителей притихли и задумались, а некоторые откровенно обалдели, как я когда-то. Девки, забежавшие выпить кофе, оценив ситуацию, пристроились возле стойки, точно испуганные птицы, и рот не смели открыть, дабы не испортить впечатления и не лишить Виссариона заслуженного триумфа. Народ от души хлопал, а Виссарион кланялся. Я с чувством исполнила «К Элизе», и публика, к облегчению моему и девок, начала расходиться. Борька сидел как приклеенный.

— Тебя ждет, — шепнул довольный Висарион.

— Мне еще работать, — возмутилась я, но Виссарион замахал руками так отчаянно, а выглядел таким довольным, что портить настроение ему не хотелось.

— По-моему, все удалось, — сказал он мне на прощание.

— Ты был великолепен, — ответила я.

Борька ждал меня на улице.

— Я и не знал, что в городе есть такое кафе, — улыбнулся он. — Музыкально-литературный салон, так, кажется?

— Ты как сюда забрел? — спросила я, сообразив, что зубы заговаривать он не умеет.

— Я решил, что у тебя свидание. Я ужасно ревнив. Почему ты не сказала?

— О чем?

— Куда идешь. Это что, какой-то клуб? Ты здесь на общественных началах? Кстати, классно играешь. Я в детстве на скрипке играл, но, в отличие от тебя, скверно. Как же я сразу не догадался, что ты пианистка? — улыбнулся он, взяв меня за руку. — У тебя очень красивые руки. Преподаешь где-нибудь?

— Задолбал вопросами, — хмыкнула я. — А головная боль у меня еще не прошла. Значит, ты за мной следил?