Я Немой - Кумтрест

— Как именно? — спросил Васильев, внимательно слушая эту трагедию.

— Прихожу я в ларёк, а её там нет. Батя её сидит на кассе, я спрашиваю, а где Светка? Он говорит, что в школу пошла по делам. Я в школу, а её там нет и не было. Я по всему селу давай искать. А она значит под Ходорёнком лежит в бане, трахаются сволочи. С него какой спрос, сучка не захочет, кобель не вскочит. Я дождался пока она оденется и говорю пойдём домой. Она мне там орёт всякую фигню, про то, что секса три года не видела и какая она несчастная. Типа я про детей забыл ну и так далее, не суть, суть в песок.

— Ну-у? — Васильев уже не выдержал. — Как у тебя статья за убийство образовалась? Времени нет, ещё весь этап впереди. Давай быстрее.

— Я же не зря первый парень на деревне был, кому скотину колоть, так меня все зовут. Я ей отрезал голову, взял её за волосы и пошёл домой. Положил голову в самую большую чашку и поставил на стол. Собрал детей на кухне за столом и говорю, смотрите, дети, ваша мамка тварь какая, нашла другого папку.

У Васильева подкатило к горлу, но работа есть работа. Он вызвал дежурного и распорядился Ширеметьева отсадить пока отдельно. У него уже не было особого желания дальше общаться с зэками, но служебные обязанности никто не отменял.

— Следующий. — крикнул Васильев сквозь дверь.

— Осужденный Беладедов, изнасилование, убийство.

Васильев начал задавать дежурные вопросы и был поражён, как ему сегодня везёт. Беладедов стал рассказывать, как он, находясь в состоянии наркотического опьянения изнасиловал и убил свою мать. Васильева уже не интересовали мотивы этого преступления и как именно он его совершил. Такое дальше слушать было невозможно. Он сказал ему ждать в кабинете, а сам пошёл блевать в туалет. Да-а, сегодня особый этап и все приехали, как ни странно, по тюремной жизни мужиками. Васильев понял, что СИЗО скидывает все проблемы в колонии, разбирайтесь как хотите. Не красиво, думал Васильев, не порядочно. Хоть бы козлы предупредили, что зэчье проблемное едет и с вопросами по жизни. Васильев вернулся в кабинет.

— Продолжай.

— А что тут продолжать? — удивился Беладедов. — Наркота, химия, глюки. Вот теперь сюда приехал.

Васильев был в недоумении, как этих сволочей земля ещё носит. Какого черта вы вообще свои проблемы в транзите не решили. Вот блин, опера в СИЗО вообще обнаглели в конец. Что за день сегодня такой, явно не фартовый. У Васильева от сегодняшних пассажиров шевелились волосы на голове.

Васильев не мог этих отморозков выпускать в зону по жизни мужиками. Ему не велела совесть. Он чётко знал, что такие мрази должны минимум всю жизнь чистить очко под флагом символа французской независимости, или по-русски говоря, в петушатнике. Максимум, должны были сдохнуть ещё до приезда к нему в зону.

По второму понятно, его блаткомитет отправит в гарем без проблем. А как быть с первым? Всё по чесноку, поймал свою бабу с мужиком и наказал за это. Обычное убийство на почве ревности, но, по совести, психика у детей теперь нарушена, не пожелаешь и врагу. Васильев знал, что среди блаткомитета были ребята, которые ни столько блатные, сколько порядочные. Вася понимал, что воровской закон, таких уродов как Ширеметьев, не мог трогать.

Да что я тут говорю, после девяносто седьмого года жизнь вообще поменялась так, как после отмены смертной казни. Кинули запрет, теперь нельзя наказывать так, как это делали раньше. Но оставались в стране энтузиасты, которые за дело и чисто от порядочной души, могли зарезать кого угодно. Но только за дело. В стране можно было убить всё, но чувство совести до конца убить нельзя. Оно живёт не по фактам, оно живёт во времени, а время убить нельзя.

Васильев вызвал к себе осужденного Варфоломеева, нового смотрящий за зоной после Вени Бенедиктова.

— Здорово Варфоломей, как дела? Какие вопросы, какие проблемы, как в целом? — начал разговор Васильев из далека.

— Василий Васильевич, Вы ближе к делу. Зачем вызвали?

— Тут по этапу два мутных пассажира приехало. Дел натворили на воле стрёмных целый вагон, а по жизни мужиками едут, думаю нехорошо это. Один жене голову по пьяни отрезал и детям вместо ужина подал. Второй под наркотой свою родную мать изнасиловал и убил. Что делать с ними будем?

— Василич, я в курсе за них, моя почта быстрее твоей как-обычно ходит. Дай зелёный свет на БУР, только чай да курево, ничего лишнего. Парни живут спокойно, проблем нет, когда управа приезжает мы тебя в БУРе не подводим, доклад орём, вопросов не задаём. Сумку запусти, сам прошмонаешь, чтобы вопросов не было.

— Добро, а что с этими уродами делать будем?

— Иннокентия, специалиста нашего по петушиным вопросам, с личной посудой запусти вечером в карантин. Он у нас опытный, чаем напоит, приласкает, может и к груди прижмёт этих ребят, как там у них это бывает. Пусть там пару часиков поворкуют, а там видно будет. Не захотят по любви, значит по принуждению в гарем поедут.

— Добро. — сказал Васильев.

— Добро. — ответил Варфоломей.

Васильев знал, что, грев в БУР — это не совсем законно, за это можно получить по шапке. Но лучше это будет подконтрольно, чем тратить время на их отлов, всё равно что-нибудь замутят. Да и не тот вопрос, чтобы давать хорошую жизнь этим двум отморозкам.

Вечером в карантин пришёл специально обученный человек Иннокентий Алексеев, он же Кеша. Алексеев Кеша — смотрящий за петухами или, как ещё говорится, ответственный за группу риска от лица осужденных. Иннокентий в своё время сменил Гену Кочеткова, причём заслужено. До вступления в должность он три месяца учился манерам, необходимым в этой нелёгкой руководящей работе. Гена Кочетков тоже активно принимал в этом участие и обучал Кешу Алексеева. Ему сказали, если не найдёт себе достойную замену, значит на УДО не пойдёт.

Кеша любил свою работу, понимал её ответственность и всегда был рад новобранцам в его строю. Он застал ещё те времена, когда петух в зоне был на вес золота. Всем, кто пытался Кешу Алексеева оскорбить, он говорил, да что вы без нас делать будете, если бы не мы, вы бы сами очко драили. Тут же шёл жаловаться к смотрящему за зоной и в оперчасть, защищая свои права. Как правило права всегда были защищены. Все понимали, что второго такого Кешу найти трудно и сейчас к нему в очередной раз приехала нелёгкая работа. А может и лёгкая, этого обычному человеку не понять. Кеша на такую работу шёл как на праздник. Да, что греха таить, его лак для ногтей и помаду все видели, только найти никто не может.

Колхозника-алкоголика Ширеметьева Иннокентий приболтал быстро, как говорится чай, кофе, потанцуем, пиво, водка, полежим. А с наркоманом-матереубийцей пока не получалось. Беладедов не хотел ехать в гарем, как бы Кеша не старался. Какие бы роли ему не предложил, от шкварных до пассивных, он шёл в отказ. Васильев думал, что делать с Беладедовым. В выпускать в зону мужиком он его не мог, просто из соображений совести. Он решил его временно изолировать, пока тот был под вопросом и посадил одного в камеру в карантине.