Я Немой - Кумтрест

У Бобышкина голова пошла кругом, когда он читал приговор. Он был с компьютером на «вы», а программирование вообще не знал. Бобышкин предпочитал наличные деньги, которые непосредственно греют карман. Он знал, что он далёк от этого, но не думал, что так далеко. При всём при этом Бобышкин точно понял, что хакера надо брать в плен. Здесь в зоне другая жизнь, а хакер был теперь во власти Бобышкина. Надо только подумать, как его правильно использовать.

В течение месяца Бобышкин изучал преступления с использованием компьютеров и вредоносных программ. Он вызывал на беседу Михайлова, чтобы тот рассказывал механизм действий, как зарабатывают и отмывают деньги. Михайлов рассказывал, что он отвечал в основном за программы и оборудование. Объяснял какими они бывают и для чего нужны. Бобышкин кивал, делая вид, что всё знает. За месяц он понял, что не успевает за прогрессом в сфере компьютерных технологий и вряд ли его догонит вообще.

В зоне прогресса нет уже лет триста, и Бобышкин решил воспользоваться своими старыми и проверенными методами. Такими, как поощрение и наказание. Кнут и пряник ещё никто не отменял. Они работают во все времена и со всеми, даже с хакерами. Но чтобы иметь бабло нужны компьютер, интернет, место и желание хакера. Место есть в старом складе промышленной зоны. Компьютер и интернет не проблема. Желание мы хакеру привьём, тем более ему нужно одиночество. Он сам говорил, что не умеет ладить с людьми. В общей массе он заревёт от тоски однозначно. Бобышкин вызвал Джоника.

— Здорово Джоник.

— Здорово Адамович, что хотел?

— Джоник, я сразу к делу. Живёте вы хорошо, безопасность и опера вас не трогают.

— Адамович, ты уже говори к чему клонишь, что ты начал, что живём мы хорошо. Что надо?

— Есть такой Михайлов в зоне, второй месяц у нас.

— Который ботан?

— Он самый.

— И что с ним?

— Джоник, говорю от имени начальника и от себя тоже. Мы хотим, чтобы вы ему устроили плохую жизнь, очень плохую.

— А за что? Что с ним не так?

— С ним всё нормально, но мы хотим, чтобы он понял куда попал, чтобы завыл и к нам прибежал, так надо. Подробности не знаю, у начальника там свой интерес к нему.

— А нам что с этого?

— Живите, как живёте, всё у вас хорошо, если помощь нужна будет, ну ты же меня знаешь, за мной не заржавеет. Я от лица хозяина обращаюсь.

— А насколько у него должно быть всё плохо, отпороть может его? Если для начальника, то мы и к этому базар сможем подвести.

— Всё что угодно, только должен в мужиках остаться, то есть мужчиной. Шкварить и опускать его не надо. Он ботан, там особо трудиться нечего, побольше фени и понятий. У него должен бак зазвенеть от тюремной бытовухи и настоящего уголовного зэчья.

— Если хозяину и тебе надо, значит сделаем.

— Вот и договорились.

В течение следующего месяца Михайлов окунулся в быт уголовных элементов и омут воровских понятий. Вокруг него внезапно стало собираться только одно быдло. Оно пердело, дрочило, рыгало и приставало с тупыми вопросами даже когда он спал. Петухи пытались с ним заигрывать, начиная странные разговоры о однополой любви. В столовой каждый день кто-то спотыкался и обливал его баландой. В бане на него косились, периодически роняя мыло на пол. Он мылся, стоя жопой к стене. Михайлов не мог спокойно сходить в туалет по большому. Постоянно кто-то забегал и срочно просил у него туалетную бумагу, которую периодически просто нагло вырывали из рук и убегали. Через день его вызывали в дежурную часть, где он стоял по три, четыре часа. После чего его отправляли в отряд, объясняя это тем, что ошиблись фамилией.

Виртуальный мир превратился в самое дно реального мира и у Михайлова начали сдавать нервы. Он начал огрызаться, но тут же получал по печени от блатных или мусоров, которые вперемешку поясняли про понятия и закон. В итоге получался закон по понятиям, который он не мог понять и запомнить.

У Михайлова поехала крыша. Он физически и морально не был готов к такому окружению и среде обитания. Он несколько раз пытался попасть на приём к Бобышкину, но, когда бы он не пришёл, всегда было занято. Михайлов хотел сесть в изолятор, чтобы побыть один. Как бы он не старался нарушать распорядок дня, в изолятор его не водворяли. Михайлов, будучи не верующим, даже пошёл в церковь, но осужденный Денисенко, присматривающий за порядком в храме, выгнал его. Денисенко сказал, если Михайлов ещё раз переступит этот порог, то очень сильно пожалеет. Божья благодать и программное обеспечение несовместимы. Михайлов пошёл в медсанчасть и там, как на зло, кончилось успокоительное и таблетки от головы.

Михайлов пришёл в барак, лёг на шконку и подумал, что надо сбросить с себя этот стресс. А как это сделать? Только пустить себе кровь, говорят это помогает. Он достал из своей сумки одноразовый бритвенный станок и начал его разбирать, чтобы достать мойку. У него получалось очень медленно, так как он делал это впервые. Он и не думал, что так трудно достать из станка лезвие.

К Михайлову подошёл Джоник и посоветовал эти дела делать в туалете. Делать надо их только вечером. Днём — это не по понятиям, за это могут и отпороть. Порядочный мужчина вскрывается только в сумерки. Михайлов принял замечание старшего и стал ждать, когда наступит ночь. Он не хотел ехать в гарем — всё должно быть по понятиям. Через полчаса пришёл дневальный и сказал, что его вызывает на беседу Алексей Адамович Бобышкин. Наконец то, есть на свете Бог, он всё видит, подумал про себя Михайлов и побежал в штаб.

— Здравствуйте Алексей Адамович. Я так рад, что наконец-то к Вам попал.

— А ты куда пропал? — Бобышкин начал исполнять роль доброго дяди. — Не заходишь даже, наверно освоился в зоне. Конечно, зачем к мусорам ходить, в падлу наверно?

— Нет, конечно, нет. Я много раз к Вам приходил, а у всё занято и занято. Алексей Адамович, помогите мне, устройте куда-нибудь на работу. Я в бараке начинаю с ума сходить. Сегодня уже хотел себе вены резать, не могу больше там находиться. Пожалуйста, я что угодно буду делать, а что не умею, значит научусь, помогите пожалуйста.

— А я уже подумал, что ты забыл про меня. Мы с тобой так мило беседовали, а ты раз и исчез. Значит говоришь работать хочешь? На любую работу согласен?

— Любую, любую, лишь в бараке не находиться. Не могу я с ними, я же не уголовник, я программист. Что угодно, только не туда.

— Хорошо, имей в виду, разговор, между нами. Слово ляпнешь, обратно в барак поедешь. Хочешь целый день за компом сидеть?

— Хочу. — Михайлов был ошарашен таким вопросом. — А что делать надо? Я же профессиональный программист, я всё умею.

— То же самое, что ты на воле делал.

— Алексей Адамович извините, я не совсем понял. Что именно делать надо? — Михайлов ещё не мог понять к чему клонит Бобышкин, так как такая отличная новость его сбила с толку.