Николай Псурцев - Антология советского детектива-37. Компиляция. Книги 1-15

Всего выгоднее было и при лицедействе, при симуляции своего самоубийства все свалить на эти письма и на свою ревность, чего он не сделал. Почему не сделал?

Если Осокин первую ночь в поселке Сорочинка почти не спал, размышляя над тем, как вести дальнейшее следствие, с чего прежде всего начать, то теперь, после новой встречи с подопечным, оставив его в больнице и вселившись до следующего утра в рязанскую гостиницу, он снова долго не мог заснуть, но уже совершенно от других мыслей.

Очень легко в этом деле поддаться эмоциям, убийство жестокое, зверское, нетрудно и малейшее подозрение в неискренности раздуть до неимоверных размеров и случайное преступление, совершенное в сильнейшем душевном волнении, в стрессовой ситуации, отнести к преступлению умышленному и хладнокровному, превратить случайного· убийцу чуть ли не в профессионального.

Не помнит, ничего не помнит, «очмалел», как сам выразился. В следственной практике преступления, совершенные в состоянии сильного опьянения, — явление довольно частое. Они описываются в любом учебнике уголовного права. Человек в состоянии сильного опьянения может совершить чудовищное преступление, совершенно не отдавая отчета в своих действиях. Есть особая степень опьянения — опьянение патологическое. Юристы и врачи под патологическим опьянением обычно понимают состояние кратковременного алкогольного психоза, который влечет за собой полную потерю памяти. Тех, кто совершил преступление в состоянии патологического опьянения, зачисляют в разряд временно душевнобольных и не судят.

Случай довольно редкий. Патологическое опьянение обычно настигает малопьющих людей. Охрименко, по всем свидетельским показаниям, тоже мог быть отнесен к малопьющим.

Хотя он и не вызывал никаких симпатий, но все сходилось именно на патологическом опьянении.

Еще до того, как выпить, Охрименко уже находился в взвинченном состоянии. Его раздумья — встречать или не встречать жену, — его ревность, все это уже вывело его из душевного равновесия. Оставалось лишь добавить что-то еще. И он идет домой и видит цветы. Цветы лежат в плоскости его ревнивого бреда. Вот она и точка потери памяти. Охрименко пришел в состояние невменяемости.

Стало быть, он вообще может оказаться уголовно ненаказуем.

Стоп! Осокин сам себя остановил в этой точке размышлений. Что противостоит этой версии? Оба выстрела в жену произведены точно. С верным попаданием. Выстрел, более легкий, себе в грудь произведен неточно. Там рука не дрогнула — здесь дрогнула. Выстрел не похож на желание Охрименко покончить с собой. Но в чем же тогда смысл этого выстрела в себя. Снизить ответственность за убийство? Вызвать сочувствие?

Вот он уже с ним разговаривал дважды. Человек вполне рассудительный, вполне способный понять, что ни письма, ни выстрел в себя не отведут его от уголовной ответственности за содеянное. Вместе с тем письма сами по себе являлись основанием для признания свершения преступления в состоянии сильного душевного волнения и без попытки самоубийства. Симуляция самоубийства только ослабляла оправдательное действие писем. Охрименко достаточно умен, чтобы это понять и так грубо не просчитаться. Стало быть, действовал он не по расчету. Достаточно ли он умен, чтобы понять: признание в убийстве не отягощает преступление, а должно иметь прямое воздействие на смягчение приговора?

Мысль о патологическом опьянении начинала нравиться своей законченностью и убедительностью, подсознательно он одобрил ее и за гуманность. Ведь в следственной практике были нередки случаи, когда следователь, досконально во всем разобравшись, вдруг выступал в роли, на первый взгляд ему несвойственной, не как обличитель, а как убежденный защитник интересов тех, кто был необоснованно заподозрен или обвинен.

Осокин пожалел, что лишен возможности поспорить с давним своим приятелем по студенческой скамье Мишей Караваевым. Большинство их сокурсников мечтали о следственной работе, о розыске и преследовании злодеев, о раскрытии кошмарных и запутанных преступлений, а Миша сразу определил себя в адвокаты. Он с усмешкой говорил:

— Ну что за подвиг изловить преступника в наши дни усовершенствованной криминалистики, которой помогают и физика, и химия, и биология, да еще и огромный милицейский аппарат с радиосвязью? Другое дело, когда предстоит отстаивать честь безвинных людей.

— А если виновного придется выпустить?

— А вы доказывайте вину! Вам ли не даны сегодня все средства для этого? Нет ничего страшнее вашей ошибки. Лучше двух виновных упустить, чем одного невиновного осудить!

Очень недоставало Миши. Вот с кем сейчас выверить все доказательства.

Осокин вообразил его рядом с собой, представил его всклокоченную прическу, близорукие глаза под сильными линзами очков. Как бы он разрушал добытое следствием?

Другая версия: Охрименко озлобленный ревнивец, убил жену в состоянии сильного душевного волнения с расчетом уйти от наказания симуляцией самоубийства.

Тут Миша Караваев прищурится, снимет очки и негромко спросит: ·

— Ревность как черта характера обнаружилась у Охрименко только в связи с отъездом жены в Сочи или проявлялась и ранее?

Осокин раскрыл протоколы допросов. Почти во всех показаниях говорилось о ревности Охрименко и до трагического отъезда. Ревнив, ревнив, ревнив… Во всех показаниях ревнив. Но что это? Никто не проводил границы, когда замечена свидетелями эта черта характера. И Осокин уже слышит голос адвоката:

— Констатирую! Суд располагает данными, что Охрименко отличался повышенным чувством ревности! Для человека с повышенным чувством ревности вполне достаточно для душевного расстройства разницы в возрасте, а отъезд на курорт — это уже расстройство его воображения. И без анонимных писем…

И вот вновь перед ним возникает иронический взгляд Миши Караваева и звучит вопрос:

— Следствие констатировало по показаниям обвиняемого, что он много выпил перед трагическим происшествием. Для иного эта доза может оказаться даже и смертельной. Защита хотела бы знать, в каком состоянии был обвиняемый после первой дозы и действительно ли он ограничился в буфете стаканом водки? В каком состоянии он ушел из буфета? Какой была температура воздуха, когда он принял вторую порцию алкоголя в лесу возле автобусной остановки и в каком он состоянии появился при сдаче смены на вахте?

Направление вопросов не только уточняющее состояние обвиняемого, за этим и вопрос: был ли обвиняемый после возлияний способен к выработке какого-то логического плана преступления? Да, Охрименко запомнил свои действия вплоть до прихода домой, но адвокат вправе будет поставить под сомнение его способность к логическому мышлению, то есть настаивать на патологическом опьянении.