Александр Костенко - Стеклянный самолет

— Давайте поговорим о вашей немецкой эпопее, — как можно беззаботнее спросила я и сразу заметила, как тень пробежала по лицу женщины.

— Немцы погрузили вас в вагон и отправили в Германию. Что было дальше?

— На станции Знобь нас отсортировали, загнали в вагоны для скота и отправили в Брест-Литовск. По дороге из еды выдавали полбуханки хлеба на пять человек. Там провели дезинфекцию и отправили дальше. В декабре выгрузили в Берлине. Построили и повели. Трудовой лагерь находился в районе Баумшуленвег. Жили в бараках по 24 человека. Кормили нас брюквой, шпинатом и картошкой. на ногах мы носили деревянные колодки, а на рукаве голубую повязку с надписью «OST»…

— Маргарита Петровна, старайтесь не отвлекаться на второстепенные детали.

— Хорошо, тогда спрашивайте вы.

— За какие провинности вы оказались в концентрационном лагере?

— Начиная с 44-го года нас гоняли на разбор завалов после бомбежек. И однажды в руинах мы нашли целую пачку продуктовых карточек. Но мы не знали тогда, что они погашены и пошли с ними в магазин. Там все вскрылось и хозяин магазина вызвал полицию. Нас отвезли в участок. А оттуда в концлагерь Берген-Бельзен в пригороде Целле. Там меня и нашел герр Baiberfell. Бобер — так его звали все наши. Сдался в плен и работал на немцев. Но не для проформы, а по-настоящему, не за страх, как говорится, а за совесть. Я сразу узнала его. Это был водитель начальника 7-го управления ГУЛАГ. Он приезжал к нам с проверкой в Мыюту. Урбонас тогда отдал меня и еще одну девушку им на ночь. Порезвились они тогда хорошо, а я полгода в синяках ходила. Меня они отделали так, что даже Урбонас меня месяц не трогал.

— А в концлагере его боялись, как огня и если он забирал кого — то из барака для беседы, то этот человек никогда не возвращался. Иуда не жалел ни женщин, ни детей.

— Описать его сможете? — спросила я.

— Отвратительный тип. Высокий под метр девяносто, на вид лет тридцать, лицо широкое тяготеет к квадратной форме, тяжелая нижняя челюсть. Взгляд недобрый оценивающий. Особых примет я не заметила. Ходил всегда в гражданской одежде. Имя — Валерий. Но это не точно. Да вы и сами можете все узнать в архиве. Водитель, сержант, возил начальника 7 отделения ГУЛАГ.

— Хорошо. Что он хотел от вас?

— Во-первых, он тоже сразу узнал меня и сразу пригласил на беседу. Там расспросил про меня все и неожиданно вернул обратно в барак. Через две недели у нас состоялась еще одна встреча. Он спросил, хочу ли я жить и дал подписать несколько бумажек. В суть расписок я не вникала.

— Почему вы решили тогда, что это были именно расписки?

— Ну, а что еще это могло быть, как не согласие на добровольное сотрудничество с фашистами? Он был далеко не дурак и посмотрев мои документы сразу все понял. Что никакая я ни Рассказова, а Федорова. И сразу объяснил, что ждет меня на родине за побег из лагеря. Я все поняла.

— А что он хотел от вас?

— В будете удивлены, но тоже что и все. Архив Каменева.

— А откуда вообще немцы могли узнать об этих бумагах? Как думаете?

— Не знаю. — развела руками Тетерникова. — Возможно от самого Каменева.

— Вот сейчас не поняла, поясните.

— А что тут пояснять? Вы могли бы и сами догадаться. Вы же знаете об его экспедиции на Тибет в 1932 году? Я сама там не была, но знавала одного человека, который был там и даже водку с немцами пил.

— Вы хотите сказать, что маршруты экспедиции Каменева и экспедиции штурмбанфюрера СС Эрнста Шеффера пересеклись в Гималаях в 1932 году?

— Этого я не знаю. Но думаю, что человек который мне это рассказал врать бы не стал. — пожала плечами Маргарита Петровна.

— Кто этот человек?

— Теперь уже неважно. Он погиб во время войны.

— Но тогда получается, что Каменева хотели арестовать за реальную измену Родине? — удивилась я.

— А вы что же думаете, что тогда хватали людей просто так? Ошибаетесь милочка, — разозлилась Тетерникова, — все не так просто. И НКВД, поверьте мне вашей конторе бы сто очков форы дало бы. Вот так!

— Успокойтесь, пожалуйста, и вспомните, вы встречались с Бобром — Валерием, назовем его так, после войны?

— Нет. Перед освобождением лагеря англичанами он ушел с немцами. Больше я его не видела. Наверное, сгинул, нелюдь.

— Ну хорошо. Вот мы с вами незаметно и подошли к третьей части Марлезонского балета, — сказала я доставая листок бумаги в прозрачном файле.

— Что простите? — не поняла Тетерникова.

— Да это я так, — вздохнула я, — о своем о девичьем. Я сейчас оставлю вам копию одной банковской выписки и пойду покурю, а вы пока ознакомитесь и соберетесь с мыслями. Вопросов у меня еще будет очень много. — с этими словами я протянула файл растерянной женщине и вышла из палаты.

— Ну, что продолжим? — спросила я, заходя в палату и взглядом оценивая произошедшие с Маргаритой Петровной перемены. Она сидела на кровати вцепившись в матрац так, что побелели костяшки пальцев, остановившимся взглядом глядя на оконные решетки.

— Полноте вам, здесь всего второй этаж, так что если вы решили выпрыгнуть из окна… впрочем решетки тоже сделаны на совесть.

— Что вы от меня хотите, — продолжая смотреть в пустоту, осипшим голосом спросила Тетерникова.

— Ну вы ведь женщина умная и должны понимать, что сама по себе вот эта бумага, — я протянула ей копию ее согласия на сотрудничество с немцами, особо ничего не значит. Я понимаю, что в концлагере вы оказались в условиях, в которых девять человек из десяти поступили бы также. Но вкупе с регулярными перечислениями на ваш счет просто баснословных денежных средств, ваше согласие работать на немецкую разведку приобретает совершенно другой смысл.

— Да вы с ума сошли! — вы что думаете, что я работаю на немецкую разведку? Тоже нашли шпиона! Вас наверное уже можно поздравить с очередным званием? — прорвало Тетерникову. — Просто неслыханно!

— Хватит ерничать! — рявкнула я и женщина притихла.

— Вы сами сказали, что ваш непосредственный начальник и к тому же любовник Каменев работал на немецкую разведку! Я не спрашиваю вас пока, чем вы занимались на этом поприще. Я хочу знать кто вам ежегодно 17 января, я так предполагаю это ваш настоящий день рождения, перечисляет такие огромные деньги и главное за что?

— Я не буду говорить на эту тему. — отвернулась женщина.

— Хорошо. Тогда буду говорить я. Деньги вам переводит ваш приемный сын Григорий! На меня смотреть! — рявкнула я, заметив, как женщина дернулась всем телом словно от удара электрическим током. Вы можете ничего мне не говорить, но вот этих бумаг достаточно, чтобы засадить вас на пожизненное. И это еще не все. Кроме счета в Сбере, вы имеете еще счет в…, я взяла документ и зачитала: Также гр. Тетерникова М. П. имеет открытый банковский счет на предъявителя в Buterfieldg Bank, острова Кайман, Джорджтаун. Что скажете? Да поймите вы, голова ваша садовая, что вашему Григорию совершенно ничего предъявить мы не можем. И не будем. Вся это история требует всестороннего изучения и оргвыводов, которые сделают эксперты. Если рукопись Каменева с дополнительным переводом вашего мужа еще целы их нужно вернуть в Россию, как и элементы скифского щита, поскольку ваш муж их так и не вернул. Григорий может передать мне все это в любой точке мира. Я гарантирую, что приду на встречу одна. Если он письменно подтвердит в моем присутствии, что все эти денежные средства переводил он, то с вас будут сняты все обвинения, которых, заметьте я вам еще даже не предъявляла. Подумайте над моим предложением до завтра. — с этими словами я встала и вышла из палаты.