Александр Костенко - Стеклянный самолет

— Скажите, только честно, откуда у вас эта печатка?

— Это кольцо нашего проводника. Он оступился случайно, я бросился на помощь, но увы, он все равно сорвался вниз. Я его не удержал, а перстень так и остался у меня в руке. Соскользнул с его пальца. Но да он все равно был обречен.

— Сам упал? Ну тогда у меня тоже будет вам бонус — этот самый проводник и следователь, изнасиловавший вашу приемную мать на допросе — одно и тоже лицо.

По тому как по-дьявольски потемнели глаза Григория, я поняла, что наши земные страсти не так уж ему и безразличны. Он долго смотрел облокотившись на леер яхты, потом молча снял перстень с пальца и широко размахнувшись, зашвырнул ее далеко в море. Она последний раз блеснула на солнце и навсегда исчезла в пучине.

— И довольно об этом. — Григорий провел рукой по леерам, стряхивая невидимую пыль.

— Хорошо. — пожала я плечами, — Григорий Львович, а вы знаете, что случилось 20 декабря 1945 года? На квартире Каменева? Там при невыясненных обстоятельствах при проведении липового обыска погибли трое немецких агентов переодетых в форму НКВД? Их положил ваш отец?

— Да, — ответил Григорий, — ему нужно было найти архив и пластины. А где Мария он тогда не знал и поскольку при обыске ничего не нашли у него не было другого выхода как навестить квартиру профессора, по счастью так и стоявшую опечатанной. Зашел, а там эти. Отец ведь всю войну прошел во фронтовой разведке. Ну и положил их как кутят. — не без гордости, рассказал Григорий.

— Скажите, вам известно, как к американцам попали сведения об экспедиции на Алтай профессора Каменева?

— Им передал часть сведений мой отец. В обмен на свободу моей приемной матери.

— Так я и поняла, но что произошло в Чили?

— Мест высадки «Звездного десанта» было четыре по сторонам света. Алтай, Чили, Египет и Китай. Так что еще две жрицы ждут своих суженных.

— Две?

— Да, чилийская принцесса дождалась своего героя. Я с ним встречался.

— И как вы поладили?

— Пока все в порядке, спасибо за заботу.

— Да какая там забота. — махнула я рукой. Ну, а ваш эксперимент на Алтае удался или нет?

— Посмотрите на меня и вы все поймете. Я действительно тот самый Григорий Тетерников ушедший в экспедицию на Алтай в ноябре 1959 года.

— Ну какого это быть бессмертным, спросила я с улыбкой, прекрасно понимая что меня разыгрывают.

— А знаете что пойдемте вниз в каюту и я вам покажу еще кое что. Пойдемте и вы узнаете какого это. Быть бессмертным и счастливым.

— Сомневаюсь, что у меня получиться. — пробормотала я, вставая из — за стола. — А что можно попробовать?

— Пойдемте, пойдемте.

Мы спустились в каюту и Григорий предложил мне присесть на угловой кожаный диван. Потом он подошел ко мне и пристально посмотрел в глаза. Мне сначала показалось что две тоненькие красного цвета молнии вонзились мне в переносицу и я стала медленно заваливаться на спину, но не на диван, а просто в воздухе, принимая горизонтальное положение. Оставаясь в полном нисколько не затуманенном сознании я, левитируя поплыла по комнате и вдруг мое тело пронзила настоящая сладострастная судорога. Она постепенно, клеточка за клеточкой овладевала моим телом, подбираясь к самому мозгу. Я сотрясалась в конвульсиях и все мое естество было распахнуто навстречу этому небывало прекрасному и трепетному чувству. Я подобно космонавту на орбите летала и кувыркалась по каюте буквально утопая в этом океане всеобъемлющего непередаваемого счастья. Это продолжалось довольно долго, потом Григорий хлопнул в ладоши, все прекратилось и я в изнеможении упала на диван.

— Ну как, понравилось? — весело поинтересовался Григорий.

— Что это было? — хриплым голосом прошептала я.

— Вот видите, люди называют счастьем, что не идет в никакое сравнение с тем, что подразумевает под этим определением Вселенная. Вы, простые смертные люди подвержены многим порокам, вами управляют примитивные инстинкты, унаследованные от животного мира и, главное — вам приходиться постоянно бороться за место в зоне комфорта, за хорошего партнера, попросту говоря бороться за выживание. Потому как внутренний мир каждого человека соткан из множества кластеров и в нем присутствуют как зоны комфорта, а их меньшинство и зоны тревоги и дискомфорта — их как раз абсолютное большинство. Вы пытаетесь изменить свой собственный мир к лучшему не догадываясь о том, что это попросту невозможно. Каких бы высот в этом порочном насквозь мире вы не достигли, все равно ваш внутренний мир дискомфорта будет глодать вас изнутри. И избавиться от него не помогут ни деньги, ни слава, ни власть. Чем больше вы будете получать, тем больше будет страх все потерять.

— А вы чувствуете себя счастливым?

— Абсолютно.

— Но ведь вы прокляты. Неужели вы не понимаете этого. Вы потеряли все. Абсолютно все. Принцесса Укока забрала взамен у вас все что вы когда-то любили. Родной город, любимую работу, отца, любимую девушку, наконец. Вы не скучаете по ним?

— Нет. Я не согласен с вами. Вечная жизнь это не проклятье, а великий дар. В любой момент я могу вернуться в самые счастливые мгновения той, прошлой жизни и прожить их снова и снова и так до бесконечности.

— Как это вернуться?

— Очень просто. Например, если меня будут волновать воспоминания о Лизе, я всегда могу вернуться в тот самый счастливый для нас с Лизой момент и пережить его снова, как в первый раз. Понимаете? Ну, первую ночь, например, так понятнее?

— Теперь понятно. Ладно. Пойдемте наверх, — только если можно, мне нужно сходить сначала в душ, а то я вся пахну чем-то. — смутилась я.

— Вы, Наташа, пахнете настоящим женским счастьем, ни с чем ни сравнимым нектаром удовольствия и наслаждения. Душ справа по коридору. Я жду вас на верхней палубе. — улыбнулся он.

Я кивнула и пошла в душ. Первым делом я стянула себя мокрое насквозь белье. Да потекла я по полной. Но как было хорошо! И сейчас ощущается легкость и гибкость что ли во всем теле. Нет право слово кажется помолодела я на лет двадцать не меньше.

Я еще долго стояла на пирсе и смотрела на Григория и машущую мне на прощание Маргариту Петровну, которых уносила все дальше в море большая белоснежная яхта. С каждым мгновением две машущие мне фигурки на верхней палубе становились все меньше и меньше, пока совсем не растворились на горизонте. И я прекрасно знала, что проклятье принцессы Укока еще даст о себе знать. Оттого Григорий и показался мне совсем несчастным. Ему предстоит пережить еще одну потерю — приемную мать. Да, странная это штука — жизнь. Ну, а у меня, слава богу, через три часа самолет.

— Ростова, ты долго там по заграницам прохлаждаться собираешься? — раздался в трубке недовольный голос генерала Тарасова.