Кэтрин Стедман - Опасная находка

Марк смотрит на окно, выходящее на лагуну, и хмурится.

Наконец он говорит:

— То есть, как я понял, вопрос в том, груз это или балласт.

— Ага, — киваю я, облизывая губы.

Нам нужно вернуться туда и выяснить это. Нам нужно вернуться обратно к бумажному кругу на воде, завтра же, и выяснить, случилось ли там кораблекрушение. Если владелец утонул во время шторма и потерял сумку, это одно. Если же он выбросил ее за борт и сбежал, то другое.

Если там, под водой, под всеми этими бумагами, ничего нет, то мы станемся богаче на два миллиона.

— А если увидим обломки, мы просто отправим сумку туда же. А потом сообщим о ней. Но если там ничего нет… Если от сумки избавились, то, думаю, все в порядке. У нас все будет в порядке, Марк. — Я направляюсь к холодильнику за холодной водой. Сделав глоток, я передаю бутылку ему. — Да? — спрашиваю я.

Он тоже делает глоток, ерошит пальцами свои волосы.

— Да, — соглашается он. — Завтра мы вернемся туда.

Вторник, 13 сентября

Точка в море

Марк загружает координаты в GPS, и мы отправляемся в путь. Погода снова идеальна, над нами и под нами раскинулось пространство глубокого бирюзового цвета, насколько хватает глаз.

Прошлой ночью я искала новостные статьи о шторме. В них не сообщалось о пропавших яхтах или людях. Ничего, кроме фотографий штормовых туч и согнутых ветром деревьев в Инстаграмах отдыхающих.

Пока волны проносятся мимо нас, я думаю о корабле-призраке, который мы видели во время вчерашнего шторма. Яхта все это время стояла на якоре, так ведь? Может, сумка принадлежит ее владельцам? Может, они вышли в море, когда разбушевался шторм? Но зачем им ставить мачту во время грозы? Никто не станет этого делать. У яхт есть названия, их движение регистрируется в журналах, и я уверена: если бы та яхта пропала, мы бы об этом узнали. Ведь узнали бы? Но в интернете ничего об этом нет. Ни одного упоминания о пропавшем корабле.

Но кого мы обманываем? Сумка явно свалилась в море не с маленькой прогулочной яхты. Круг бумаг на воде, бриллианты, деньги в вакуумной упаковке, телефон, автомат… Я чертовски уверена: кем бы ни были владельцы этой сумки, они вряд ли регистрировали свой маршрут. Кем бы они ни были, они вряд ли оставили подробный отчет о своих передвижениях, который позволил бы нам их найти.

Я чувствую, что подошла слишком близко к тому, к чему приближаться совсем не хочется. К чему-то опасному. Я пока не вполне понимаю, к чему именно, но я ощущаю эту опасность и ее близость. Ощущаю, как люки в моем сознании трещат от напора того, что рвется изнутри. Хотя, конечно, это могут быть просто случайные деньги, а кто не любит случайных денег? Возможно, кто-то совершил ошибку, и, если пострадавшей стороны нет… мы можем оставить их себе. Эти легкие деньги. Мы в них нуждаемся.

Сегодня у нас уходит всего пятьдесят минут на то, чтобы добраться до места, — благодаря скорости дрейфового течения, как объясняет Марк, но я его почти не слушаю. Когда мы оказываемся там, выясняется, что от бумажного круга не осталось и следа. Нет и намека на то, что здесь когда-нибудь находилось нечто подобное. На многие мили вокруг нет ничего, кроме воды. Если бы Марк не записал в субботу координаты, мы ни за что не отыскали бы это место снова.

С тех пор, как Марк предложил погрузиться и поискать обломки, из моего подсознания то и дело пытается всплыть нечто жуткое. Мне очень не хочется найти яхту. Очень, очень не хочется. Но дело не только в этом. Мысль, которую я сильнее всего пытаюсь затолкать обратно в подсознание, кричит о том, что мы найдем нечто другое. И даже не акул, тяжело зависших в воде, а нечто совсем иного рода. Нечто худшее.

Марк чувствует мое напряжение. Одеваемся мы в тишине, он лишь подбадривает меня взглядами.

Он думает, что здесь примерно сорок метров глубины. Иными словами, на два метра больше, чем высота статуи Христа Искупителя в Рио. Я могу опуститься только на двадцать метров, и он это знает. Но видимость здесь практически идеальная, так что мы рассмотрим дно, не особенно напрягаясь, нам и не понадобится спускаться на полную глубину.

Перед тем как мы соскальзываем в воду, Марк снова предупреждает меня об акулах. Сегодня это кажется мне не важным. Я смотрю в безоблачное небо, и его слова как будто обтекают меня. Я дышу. Я пытаюсь позволить его голосу успокоить меня. Нам обоим не по себе. И вовсе не из-за акул.

В воде, когда мы уже проверяем снаряжение друг друга перед погружением, я замечаю, что дрожу. Марк хватает меня за руку и на секунду крепко прижимает ее к груди. Частота моего пульса падает. Волны сегодня сильные и высокие. Здесь, наверху, крепкий ветер, но Марк обещает мне, что, как только мы спустимся, под водой будет спокойно. Когда мы заканчиваем, он снова берет меня за руку.

— Эрин, слушай, тебе ведь не обязательно это делать. Я могу спуститься один. Оставайся на катере, а я вернусь примерно через пятнадцать минут. Больше не потребуется, дорогая. — Он заправляет мокрую прядь волос мне за ухо.

— Нет, все нормально. Я в порядке. — Я улыбаюсь. — Я могу это сделать. Если не увижу собственными глазами, что там, внизу, я буду представлять самое худшее. — Мой голос снова кажется мне чужим и отстраненным.

Он кивает. Он слишком хорошо меня знает, чтобы возражать. Я все равно это сделаю.

Марк надевает маску, дает сигнал о погружении и уходит под поверхность воды. Я надеваю свою — медленно, тщательно, стараясь, чтобы она как можно плотнее прилипла к коже. Сегодня я не могу позволить себе никаких просчетов. Я делаю последний глоток чистого свежего воздуха и следую за Марком.

Внизу гораздо чище, чем было в последний раз. Кристально-прозрачная голубизна. Голубизна высокого разрешения. Марк ждет меня сразу под поверхностью, словно застывший кадр из программы о природе: живое существо, зависшее в океане пустоты. Он дает сигнал к погружению. И мы избавляемся от плавучести.

Погружение происходит постепенно. Я смотрю, как катятся над нами огромные волны; здесь, внизу, все поразительно спокойно. При взгляде снизу проходящие волны кажутся отлитыми из металла, особенно когда блестят на солнце. Огромные полотнища полированного алюминия.

Все хорошо. Все идет хорошо до тех пор, пока мы не погружаемся на десять метров.

Марк резко останавливается и сигналит мне, чтобы я оставалась на месте. Я застываю.

Что-то не так. Кровь внезапно устремляется по венам с бешеной скоростью, быстрее, чем когда бы то ни было. Почему мы остановились?

Там что-то в воде? Я стараюсь не шевелиться, но взгляд скользит по сторонам, пока я пытаюсь определить, в чем может быть дело. Я ничего не вижу. Стоит ли нам вернуться на катер? Или все в порядке?