Эндрю Бергман - Большая чистка сорок четвертого года. Кот привратника

Глассмен без особого энтузиазма потянул за ручку, при помощи которой поднималось откидное сиденье, забрался в машину и посветил фонариком. Он поднял переднее сиденье, открыл щиток, обшарил заднюю часть машины.

— Вот какое-то запертое отделение, — подсказал Берджер.

— Это под клюшки для гольфа, — объяснил Глассмен.

— Посмотрите, не подойдет ли сюда какой-то из ключей?

Глассмен попробовал ключи один за другим и покачал головой.

— Посмотрите, нельзя ли отодвинуть эту штуку на переднем сиденье и заглянуть туда?

Рессоры закачались под тяжелым телом Глассмена. Он глухо сказал:

— Тут что-то есть. Похоже на гибкий шланг.

— Отмычку, — возбужденно скомандовал Берджер. — Надо взглянуть.

Глассмен отомкнул замок со словами:

— Не очень аккуратно получилось. Будет жуткий скандал, если мы не правы.

— Начинаю думать, что мы правы, — мрачно заметил Берджер.

Глассмен протянул руку и достал футов двенадцать шланга. На одном конце к нему болтами были привинчены два ремешка. С другого конца резина была растянута в виде гриба.

— Ну, — сказал Берджер, — сейчас поднимем Лекстера.

— Хотите, чтобы мы подождали здесь? — спросил Мэйсон.

— Нет, можете подняться в дом и посидеть в гостиной. Долго ждать не придется. Он, наверное, сознается, если вытащить его прямо из постели.

Дом стоял на холме. Гараж находился на небольшом расстоянии от дома. Каменные ступени вели к усыпанной гравием дорожке. Асфальтированная дорога от гаража обходила вокруг дома, являясь одновременно подъездом к парадной двери и дорогой для подвоза к заднему ходу продуктов и прочего. Двигаясь молча, мужчины поднялись по ступенькам. Наверху Берджер остановился:

— Послушайте! Что это?

Из туманной тьмы исходил металлический звук, сопровождаемый характерным поскребыванием.

— Кто-то копает, — тихо сказал Мэйсон. — Лопата ударяется о камни.

— Клянусь богом, Мэйсон, — шепнул Берджер, — вы правы. Том, вам лучше приготовить фонарик, а в карман положите пистолет — на всякий случай.

Берджер пошел впереди. Все четверо старались шагать как можно тише, но гравий дорожки скрипел под ногами. Глассмен шепнул:

— Лучше идти по траве, — и сошел с тропинки. Остальные последовали за ним. Трава была мокрая, почва сырая, и дальше они двигались в полной тишине.

В доме горели огни, освещая под окнами отдельные участки. Человек, который копал, держался от них в стороне.

— Там, за ползучим растением, — сказал Глассмен.

Он мог этого и не говорить, направление и так было ясно. Стебли растения дрожали от тяжести воды. Капли дождя каскадом стекали с листьев и попадали в поток света из застекленной двери. Снова застучала лопата.

— Яму закапывает, — заметил Мэйсон.

Луч фонарика Глассмена пронзил темноту. Какая-то фигура отскочила и заметалась в тени растения, которое при свете фонаря оказалось розовым кустом. Глассмен скомандовал:

— Выходите, именем закона! Руки!

— Чтобы тут делаете? — спросил приглушенный голос.

— Выходите! — повторил Глассмен.

В темноте, на фоне светящихся листьев, показалась фигура. Мокрая поверхность листвы отражала свет фонаря, и Мэйсон рассмотрел лицо человека.

— Это Фрэнк Оуфли, — сказал он Берджеру.

— Кто вы такой? — шагнул вперед Берджер.

— Я Оуфли, Фрэнк Оуфли. Один из владельцев этого дома. А кто вы и что вы тут делаете?

— Проводим небольшое расследование, — отвечал Берджер. — Я окружной прокурор. Это Том Глассмен, следователь. Зачем вы тут копаете?

Оуфли тихо выругался, вытащил из кармана телеграмму и протянул ее прокурору. Луч фонаря осветил телеграмму, разорванный рукав, исцарапанные руки, покрытые грязью.

— Напугали вы меня своим фонариком, — сказал он. — Я прыгнул в самые колючки. Ну все равно, я и так исцарапался весь. Хороший же у меня вид!

Он оглядел свой костюм, рассмеялся, как бы извиняясь. Но четверо мужчин не обратили внимания на его вид. Они изучали телеграмму:

«КОЛТСДОРФСКИЕ БРИЛЛИАНТЫ СПРЯТАНЫ В КОСТЫЛЕ ЭШТОНА ТЧК БОЛЬШЕ ПОЛОВИНЫ ДЕДОВСКИХ ДЕНЕГ ЗАРЫТЫ ПОД ОКНОМ БИБЛИОТЕКИ ГДЕ РОЗОВЫЙ КУСТ ВЬЕТСЯ ПО РЕШЕТКЕ ТЧК МЕСТО ОТМЕЧЕНО ПАЛОЧКОЙ ВОТКНУТОЙ В ЗЕМЛЮ ТЧК ОНИ НЕ ГЛУБОКО ТЧК НЕ ДАЛЬШЕ НЕСКОЛЬКИХ ДЮЙМОВ».

Телеграмма была подписана «ДРУГ».

— Вроде телеграмма настоящая, — тихо сказал Гласмен. — Прошла через телеграф.

— Что же вы нашли? — спросил Берджер.

Оуфли шагнул вперед и тут впервые заметил Мэйсона. Он мгновенно напрягся и спросил:

— А этот человек что тут делает?

— Он здесь по моей просьбе, — сказал Берджер. — Он адвокат Чарльза Эштона, привратника. У меня к Эштону несколько вопросов, и я хотел бы, чтобы Мэйсон присутствовал. Так вы нашли что-нибудь там, где копали?

— Я нашел палочку. — Оуфли вытащил ее из кармана. — Она была в земле. Я прокопал суглинок и гравий. Там ничего нет.

— Кто послал телеграмму?

— Вы могли бы это определить. Берджер тихо сказал Глассмену:

— Том, перепишите номер, съездите на телеграф и попросите найти эту телеграмму. Разузнайте все, что сможете. Достаньте адрес отправителя.

— Вы что, приехали из-за телеграммы? — спросил Оуфли. — Будь проклята эта ночь. Не стоило мне вылезать и копать тут, но вы понимаете, что я почувствовал после такого совета.

— Мы приехали в связи с другим делом, — объяснил Берджер. — Где Сэм Лекстер?

Оуфли вдруг заволновался:

— Нет его. А зачем он вам? — С минуту Оуфли колебался, затем спросил: — Вы разговаривали с Эдит де Во?

— Нет, — сказал Берджер, — я не разговаривал.

— Я с ней говорил. — Мэйсон внимательно посмотрел на Оуфли.

— Я так и знал, — сказал Оуфли. — Просто удивительно, до чего вы любите совать нос в чужие дела.

— Хватит, — остановил его Берджер. — Идемте в дом. А что там насчет бриллиантов, спрятанных в костыле Эштона?

— Вам об этом известно столько же, сколько и мне, — мрачно огрызнулся Оуфли.

— Сэма нет дома?

— Нет.

— А где он?

— Не знаю. На свидании, наверное.

— Ладно, — сказал Берджер. — Пойдемте.

Они поднялись на крыльцо. Оуфли достал связку ключей, открыл дверь и сказал:

— Извините, я на минутку — отмоюсь и переоденусь.

— Стой-ка, парень, — остановил его Глассмен, — тут ведь речь о полумиллионе монет. Мы, конечно, тебе верим, но не лучше ли обшарить твои карманы и поглядеть…

— Глассмен, — предостерег Берджер, — с Оуфли не надо так обращаться. — Он повернулся к Оуфли: — Извините мистера Глассмена за слишком резкие слова, но мне в голову пришла та же самая мысль, да и вам, без сомнения, тоже. Речь идет об огромной сумме. А если автор телеграммы поклянется под присягой, что вы откопали хотя бы часть этих денег?

— Я же ничего не нашел. А если и нашел бы, так они все равно мои, половина, во всяком случае…