Уильям Айриш - Избранное. Компиляция. Книги 1-20

И погладил пса по голове.

Однако теперь, чтобы выразить радость встречи со мной, Вольф продолжал стоять у моих ног, мешая пройти.

— Ну ладно, возвращайся в конуру, — посоветовал ему. — Это дело тебя не касается.

В доме свет не горел. Ключа от двери у меня не было, поэтому придется подумать, как проникнуть внутрь. Позвонить? Нет, Джоба нельзя вмешивать в эту затею. Я не имел на него обиды. Все время, пока служил здесь, я всегда ел в его компании, за одним столом.

Обойдя дом, подошел к месту, где находились окна Романа. Комната выходила на небольшую террасу, которая помогла мне, образуя выступ среди гладких стен. Воспользовался нижним окном, чтобы опереться ногами, и вскарабкался на террасу.

Наверху остановился и посмотрел вниз. Вольф забрался в конуру и с любопытством глядел на меня, склонив голову набок. Потом я увидел, что хозяин оставил окно распахнутым, поэтому можно войти в дом, не производя шума. Комната была безмолвной, погруженной в темноту. Но он находился здесь, я слышал его дыхание. Войдя в спальню, почувствовал даже запах алкоголя, который Роман влил в себя несколько часов назад.

Я осторожно двинулся к кровати. Видел хозяина в этой комнате единственный раз, когда вошел сюда в день моего прибытия. Добравшись до изголовья, сел на край кровати прямо рядом с ним. Матрас немного прогнулся под моим весом, но спящий, кажется, не почувствовал.

Я хотел, чтобы он меня увидел. Хотел, чтобы он знал о своей участи. Протянул руку к лампе на ночном столике и нажал выключатель. Свет упал на наши лица.

Я встал и повернул лампу так, чтобы свет бил ему в лицо. Потом сел и стал ждать, когда хозяин проснется. Но Роман спал крепко. Отсутствия Евы он не ощущал. Убийство жены не испортило ему сон. Он, должно быть, привык к убийствам, скотина!

Я не стал его будить. Решил дождаться, когда Роман проснется сам. Осмотрелся, затем поудобней устроился на краю кровати и посмотрел на него. Предыдущей ночью в Гаване я видел разных людей. Среди них были злобные, зловещие фигуры, а некоторые просто омерзительные — такие, как Куон и Паульсен, — но рожа Романа превзошла их всех. По крайней мере, в моих глазах. Потому что он убил женщину, которую я очень любил.

Наконец свет начал беспокоить спящего. Роман заворочался. Попробовал повернуться на другой бок. Я придержал его за плечи и оставил в прежнем положении, действуя при этом не грубо. Мне хотелось, чтобы он проснулся сам.

Наконец веки его дернулись. Роман моргнул несколько раз и, в конце концов, открыл глаза полностью. Сначала в этих глазах появилась недоверчивость. Должно быть, он подумал, что это плохой сон. А может, решил, что свет сыграл с ним оптическую шутку. Он снова закрыл глаза на мгновение, потом моргнул несколько раз, надеясь, что видение исчезнет. Но я не исчез, и Роман понял, что перед ним человек во плоти.

Я видел, как появившийся страх медленно меняет выражение его глаз. Они широко распахнулись, стали стеклянными.

— Привет, Роман, — сказал я. — Хорошо спится в такую ночь, а?

Хриплым от сна голосом он еле слышно выдавил:

— Джордан! Джордан!

Я положил ладонь ему на горло, но сжимать не стал.

— Не пытайся позвать его криком, — проговорил. — Потому что тут же замолкнешь навсегда. Не зови раньше времени смерть. До тех пор, пока ведешь себя тихо, будешь жить.

Воротник пижамы мешал, поэтому я второй рукой отодвинул его от шеи хозяина. Я обратил внимание, что ему нравится шелковая одежда в полоску. Сейчас пижама была в черную и золотистую полоску.

Роман сдерживал голос на низкой ноте. Хриплый шепот. А может быть, он не в состоянии был говорить громче?

— Скотти, Скотти.

Я наклонился к нему, чтобы лучше слышать.

— Что такое? — спросил нарочито вежливо.

— Я дам тебе сто тысяч долларов. Получишь в банке, здесь, в городе. Чек на предъявителя. Позволь дойти до стола… выписать чек. Только до стола, Скотти… в другом конце комнаты. Или сам принеси сюда книжечку и ручку, выпишу его здесь. Я подниму руки вверх, к изголовью кровати. Не буду двигаться, пока ты не возьмешь что нужно.

Я молчал.

— Сто пятьдесят тысяч, Скотти. Все, что я имею на текущем счете.

— Желаю, чтобы ты вернул мне Еву.

Его пальцы дотронулись до меня.

— Двести тысяч… Двести тысяч… Достаточно? Нет? На текущем счету в Чикаго… Четверть миллиона долларов.

— Убери лапы! Ты наскучил. Я хочу Еву. Ты слышишь? Хочу Еву.

Роман в отчаянии вертел головой на подушке из стороны в сторону.

— Скотти, все, что я имею. В Нью-Йорке, в Филли. На моих текущих счетах… В сейфах. Все. Ты станешь властелином мира. Позволь мне только уйти отсюда. В чем есть. Оставь мне… жизнь.

— Еву. Я хочу ее. Пусть она еще поговорит со мной. Я хочу видеть ее живой, чтобы она двигалась, чтобы она снова улыбалась мне.

— Все, все… только оставь мне жизнь.

— Но я не хочу все. Мне ничего не надо. Мое желание более простое. Ведь это так утомительно — собирать четверть миллиона долларов. Всю жизнь. И потом вдруг все отдать за один раз… Нет, нет, это очень трудно. Я же хочу лишь Еву. Тебе нужно всего-то: вернуть ее мне. Должно быть, это несложно для такого типа, как ты, который хорошо знает, какую нитку потянуть в нужный момент!

— Я не могу, Скотти, — лепетал он.

Наш «задушевный» разговор подошел к заключительной точке. Я это понял, хотя ясного решения еще не было.

— Ты просишь у меня единственную вещь, которую не в состоянии сделать. Почему не возьмешь что-нибудь другое?

— Зачем же ты ломал вещь, если не можешь вернуть ее в первоначальное состояние?

И я с силой надавил ему на горло.

Не слышно было ничего, кроме шелеста простыней. Роман бился подомной, как будто ему неудобно в постели.

В эти несколько секунд ум мой был ясный. Я даже мог рассуждать. Помню, подумал: «Сколько нужно времени, чтобы человек умер? Нет, это никогда не кончится. Неужели он никогда не умрет? Умрешь же ты, наконец? Умри! Умри!»

С каждым «Умри!» я с новой энергией усиливал сжатие. Кровать скрипела, будто плакала.

Я видел тень от моей головы, спроецированную на стене. Она дрожала, опускалась, исчезала, потом вновь появлялась и тряслась. Из этой игры теней невозможно было определить, что я делаю. Можно сказать, что это голова человека, который занимается трудным, но безобидным делом: например, закрывает чемодан, доверху набитый вещами.

Потом вдруг тень поблекла, сдвинулась в сторону и спроецировалась на стене немного дальше, как если бы появился новый источник света, превосходящий предыдущий. На том месте появилась тень не головы, а всего человека. Тень отчетливая. Я замер, когда понял, чья она.

— Я иду, Эд… Сейчас я его прибью!

Вот и затрещал хвост гремучей змеи. Вот они, ядовитые зубы.