Виктория Дорогова - Муж. Любовник. Чужой

Но отец, забыв об игре, откинулся на спинку дивана:

– Ты знаешь, что я рос в детском доме, там жизнь рано учит. Или ты, или тебя. Был у нас в классе один, и у нас с ним был, типа, спор, кто главнее. Несмотря на то что он был здоровый, держал одноклассников в страхе, я ему отпор давал в одиночку, хотя был в два раза мельче. Мне от него больше всех и доставалось, но я решил вырасти, выучиться и отомстить ему по-другому. И представь, когда мне было четырнадцать, я закончил год на «отлично», что в детском доме случилось впервые. И так как за зиму я подрос основательно, меня наградили одеждой по росту. Да не просто по росту, а с магазинными бирками.

– Остальные в обносках ходили?

– Послевоенное время, Андрюша, что ты хочешь? В общем, верзилу того я по росту догнал. И тут я к тому же в новой одежде. Представляешь, как тот разозлился? Но открыто не нападал. Он и так состоял на учёте в милиции, а был конец года, и воспитатели постоянно следили. Да и я не дурак, старался один по тёмным углам не шататься. Тут на меня одноклассницы стали заглядываться. Я даже мог бы выбирать, но не знал тогда, как это делается. Тем более мне нравилась девочка из другого класса. Та красавица всего годом старше была, но могла бы многим фигуристым женщинам фору дать. Но дело было даже не в этом. У неё был такой дивный чарующий искренний смех, что я взгляда не мог от неё отвести, когда она веселилась.

Андрею подумалось, что отец никогда не делился с ним историями из жизни, такой непохожей на жизнь Андрея. Отец вспоминал и рассказывал с удовольствием, глаза засверкали, а с губ не сходила улыбка.

– И представь, – продолжал отец, – повезли наш детский дом на экскурсию за город в честь окончания учебного года. Я надел все обновки сразу, рассудив, что не посмеет верзила прилюдно катать меня по земле. Ну и, сознаюсь тебе, хотел лишний раз перед девочкой той покрасоваться. Перед самой посадкой в автобус эта фея подходит ко мне и шепчет: «Когда выйдем за город, держись возле меня». Я, понятно, от неожиданности онемел, но успел заметить, что верзила аж покраснел от злости. Забыл тебе рассказать, что верзила тот тоже на неё виды имел.

– Ты разве не понял, что верзила тебе этого не простит? – встрял Андрей, тоже забыв о шахматах.

– Это хорошо здесь сидеть рассуждать сейчас. А тогда у меня кровь взыграла… понятно, в общем. Едем мы, экскурсовод о чём говорила, хоть убей – не вспомню. Помню, что в монастырь привезли нас. Потом гулять отпустили, и девочка та ко мне подошла, взяла за руку.

Вышли мы с ней за монастырскую стену. Представь, позади нас – суета, автобусы, люди, а впереди – жаркое солнце, трава выше пояса, стрекозы и птицы. Я шёл и не знал, что мне делать, как на пути нам попался овин. Девочка вошла первой, я – за ней. Обнял её, а сам чуть не умер со страха. Она, к моему удивлению, тоже застеснялась, попросила меня раздеться и потом отвернуться, чтобы она сняла платье. Я послушался.

Стоял – неживой, как сейчас помню, сердце в ушах бухало, нас же всего на полчаса отпустили, но уже решил – если опоздаем к отъезду, понесу её на руках до самого детского дома. И понял, что стало вдруг тихо. Обернулся – ни её, ни одежды моей. Выглянул осторожно наружу, понадеялся, вдруг она шутит, а там – никого.

Растерялся я до того, что пошёл обратно, прикрыться даже забыл. Захожу на монастырское подворье, люди, завидев меня, кто ругать начинал, кто обзывал. А я иду, ничего не вижу, не слышу, как ощущаю вдруг кожей волшебный той девочки смех. Смотрю, фея моя стоит рядом с верзилой и как ни в чём не бывало пальцем, как все, в меня тычет.

Тут ко мне подбежала вожатая наша, на ходу сорвав с древка флаг, украшенный портретом вождя и золотыми кистями, и сказала мне завернуться. Отругала, конечно. Хотя много позже я понял, что сама она могла всерьёз поплатиться.

– И что?

– Что, что? – Отец усмехнулся и снова выпил: – Понял я в тот день, сынок, что партия – главная наша опора. Как видим, не прогадал.

– Ты эту девочку сдал?

– Нет. А зачем?

– Что-то случилось? – догадался Андрей.

– Утонул тот верзила в июле. До сих пор непонятно, как вышло. Купались в тот день целой кучей в пруду, как обычно, да что там за пруд? Так, болотце затхлое. Я за ним и не следил-то особо. Уходим, а его – нет и нет. Стали звать – тишина. И представь, отыскали возле самого берега – в рыбацкой сети запутался. Все гадали потом, откуда там сеть взялась? Рыбы в том болотце отродясь не водилось.

– А девочка что?

– Девочка скоро другого нашла. Замуж вроде как собралась. Парень был из колхозников, такой же здоровый, как её прежний, но тупой – за версту не укрыть. А у меня, по иронии судьбы, с её лучшей подругой сложилась любовь, так что мы на колхозные танцы вместе сбегали. Ну, и ушли как-то под вечер, я танцую с моей, фея – со своим здоровяком. Как моя вдруг мне шепчет: «Может, в поля?» Где тут отказать?

Еле успели к линейке вернуться, отряды уж строились. Стоим на плацу, отдаём пионерский салют, пока флаг поднимается, как ворота детского дома распахиваются и входит чудная девица. Одета в какую-то рвань. Руки, ноги, лицо исцарапаны в кровь. И смеётся, как идиотка.

Андрей вздохнул:

– А ты что?

– А что я? – Отец забрал ферзя сына своим и снова откинулся: – Я ещё год в малых обносках ходил. Тебе снова шах.

Андрей, ощущая неловкость, пересёк слоном доску и побил ферзя отца, завершив комбинацию:

– Тебе шах и мат. Ладно, пойду я, пап, а то время позднее.

Отец удивлённо взглянул на шахматный стол и рассмеялся:

– Давно не встречалось достойного противника!

– Может, поддавались? – Андрей поднялся.

– Сядь, – приказал отец. – Пойдёт он. Кто про Авдея спрашивал? Надо тебе?

Андрей поднял брови.

– Надо, так слушай. Авдей свою вторую жену вообще не просто так выбирал. Отсекал по родословной, образованию и прочему. Обжегшись на молоке, как говорится.

– Так он не просто с ней познакомился? – изумился Андрей.

– Авдей – просто? – теперь изумился отец. – Ты что? Когда он – патологически недоверчивый человек, как, впрочем, и я. Жена его, кстати, кровей каких-то…

– Царских? – Андрей не верил услышанному.

– Царских? Окстись! Кровосмешенцы. Болезней у них до хрена, и все, как одна, – пакостные. Просто хороших кровей. Не князья, но и не голодранцы. Кстати, ты знал, что род твоей мамы – тоже древний дворянский? Сейчас в России таких почти не осталось.

– Папа, ты маму что, тоже себе подбирал по родословной?

– Нет, конечно, много позже узнал. Предлагал даже Наташе герб их семьи вернуть, звание. Но она отказалась… Но мы отвлеклись. Разыграть спектакль с ухаживаниями для Авдея, как для любого другого, раз плюнуть. Бабы ведь одинаковые, ведутся все на одно и то же.

– Папа, я не могу в это поверить!