Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

Палыч покосился туда, где под грудой мятого железа и слоем грязного брезента лежал заряженный пистолет, но решил, что толку от оружия не будет: клиента он спровадит и так, а от ОМОНа — тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! — с «марголиным» не отобьешься. Осторожно, почти без стука, закрыв багажник, он на цыпочках подкрался к воротам и посмотрел в щелку.

Снаружи, нахохлившись, как воробей, и засунув руки в карманы пятнистой от дождя спортивной курточки, стоял невысокий худощавый человек весьма знакомой наружности. С длинного козырька бейсбольной шапочки, как со стрехи, капала дождевая вода, белые кроссовки нетерпеливо переступали в собравшейся перед воротами луже, линялые джинсы промокли почти до колена — словом, заказчик был легок на помине и явно горел желанием войти.

Палыч задумчиво покусал губу. В данный момент он предпочел бы старому знакомому любого, даже самого вздорного клиента; этому типу было решительно нечего делать здесь и сейчас, но он был тут, и с этим следовало что-то решать. А поскольку запасной выход в гараже отсутствовал, выбора, можно сказать, не осталось: надо было открывать. Если заказчик явился один, это неопасно, а если не один… Если он не один, отсидеться все равно не получится: они могут ждать, а Палыч не может, они могут взломать дверь, а Палыч, будь оно все проклято, не в состоянии им помешать.

— Ты, Лис? — спросил он осторожно.

— А что, через эту щелочку я на себя непохож? — послышалось в ответ. — Открывай, дело есть.

Палыч отодвинул засов, открыл дверь, и Лис, почти не наклонив головы в низком проеме, шагнул через порог. Они знали друг друга сто лет — с тех самых лихих девяностых, которые так любил вспоминать Палыч, — и кличка Лис закрепилась за гостем еще тогда, потому что он был хитер, коварен, быстр и опасен, как самый настоящий матерый лис. С тех пор утекло много воды, Лис, как и Палыч, остепенился, но старый конь борозды не портит, а рыбак рыбака видит издалека: жизнь снова свела их вместе, и дела их, как встарь, не подлежали огласке.

— Что это тебя припекло? — недовольно проворчал Палыч, жестом предлагая гостю присесть за накрытый стол. — Какие еще дела, мы же договаривались: ты сюда ни ногой! Спалиться решил, а заодно и меня спалить?

Лис снял бейсболку, чтобы стряхнуть с нее воду, и стало видно, что выглядит он не ахти — хмурый, бледный, осунувшийся и какой-то потерянный. Таким Палыч видел его впервые, и от увиденного где-то под ложечкой возникло неприятное, сосущее чувство неотвратимо надвигающейся угрозы.

— Ты чего это, а? — снова спросил он, видя, что гость не торопится объяснить свое странное поведение.

Вместо ответа Лис лишь кивнул подбородком в сторону открытой двери и, опершись рукой о край стола, тяжело, как немощный старик, опустился на скамейку.

Палыч резко обернулся и сделал движение в сторону двери, но было поздно: вчерашние знакомые, водитель серебристого «лексуса» и его пассажир, по-прежнему в одинаковых черных костюмах и с одинаковыми гадкими ухмылками на холеных рожах, уже были внутри гаража.

— Узнал? — сказал водитель. — Ясно, узнал, ты ж так на меня таращился — я уж думал, дыру протрешь! Встретиться, наверное, хотел? Ну вот и встретились.

— Сука ты позорная, а не Лис, — сказал старому знакомому Палыч.

Тот в ответ лишь уныло пожал плечами: ну да, и что теперь?

Старательно рассчитав бросок, Палыч метнулся к брошенной Тормозом кувалде, вцепился в отполированную ладонями, слегка замасленную железную рукоятку и выпрямился, готовясь проверить, выдержат ли эти самодовольные мерзкие хари испытание добрым российским чугуном. Увы, хозяином положения он чувствовал себя недолго: у гостей кое-что имелось в запасе, и, пока Палыч изображал из себя героя боевика, это кое-что было спокойно извлечено из-под одежды, поставлено на боевой взвод и наведено в цель. Два выстрела ударили почти одновременно, по гаражу потянуло пороховым дымком; выпавшая из рук кувалда лязгнула о бетон. Палыч медленно опустился на колени, потом на четвереньки, а затем так же медленно, будто через силу, лег на пол почти на том же месте, где незадолго до этого лежал Багор.

Очередной хвост был подчищен, причем именно так, как любил Петр Кузьмич Стрельцов — аккуратно, до мельчайшей пылинки, до самой последней молекулы.

Опер, который вел протокол, отложил шариковую ручку с обгрызенным колпачком, хрустнул пальцами и сказал:

— Для человека, подозреваемого в совершении умышленного убийства, ты держишься чересчур самоуверенно. Чего веселишься-то, болезный?

— Насчет убийства, тем более умышленного, ты, начальник, загнул — втроем не разогнешь, — сообщил Глеб Сиверов. — Тебе ведь даже результатов вскрытия ждать не надо. Достаточно просто посмотреть на труп и сравнить дырку в его голове с калибром моего ствола.

— Второй ствол сбросить — дело нехитрое, — объявил другой опер. Всего их в комнате было четверо: Сиверова кололи всем отделом, явно вознамерившись раскрыть дело по горячим следам, и Глеб уже начал жалеть, что не сбежал от этих ухарей.

— Да, — сказал он, — я сбросил, а вы подобрали. Только почему-то не торопитесь мне его предъявить. Потеряли, что ли?

— Разберемся, — туманно пообещали ему. — Зря ты скалишься, Молчанов. Дело твое — табак. Ты же не станешь отрицать, что стрелял в потерпевшего?

— Не стану, — признал Глеб. — Если б я не стрелял, ваш потерпевший сделал бы из меня дуршлаг. Но стрелял я, заметьте, по конечностям.

— Это ты попадал по конечностям, — поправил его опер. — Скажи еще, что ты по ним и целился!

— Говорю, — кивнул Глеб. — На что он мне сдался мертвый? Ясно же, что это исполнитель. А мне нужен заказчик. Это ведь уже не первое покушение и даже не второе. Значит, пока организатор на свободе, можно с большой долей уверенности ожидать новых…

— Красиво излагает! — восхитился кто-то. — Книжки, наверное, читал… Расскажи лучше, умник, что это за номер ты отколол в «воронке»?

— А что за номер он отколол в «воронке»? — спросил молодой чернявый крепыш, пришедший последним и не посвященный в пикантные подробности задержания.

— Что-то из репертуара Гарри Гудини, — сообщили ему. — Надели на него браслеты, посадили в «уазик» — как положено, в отсек для задержанных, в багажник то есть, — ну и повезли. Привозят в отдел, идут дверь открывать, а она уже нараспашку! Это, заметь, при отсутствии ручки с внутренней стороны. Так мало того! Выходит он оттуда и, прикинь, отдает сержанту свои кандалы! Свалились, говорит… Каково?

— Артист, — с оттенком удивления хмыкнул крепыш.

— Клоун! — поставил окончательный диагноз рассказчик и обратился к Глебу: — Ты как это сделал, фокусник?

Вместо ответа Сиверов протянул ему через стол сложенные запястье к запястью руки.