Андрей Воронин - Слепой. Смерть в подземке

— А я тебя недооценил, — после продолжительного молчания негромко заметил Ник-Ник. — Причем недооценил сильно. Ладно, что сделано, то сделано. Оправдываться не стану…

— И не надо, — ввернул Молчанов. — Моральные аспекты этой истории интересуют меня в самую последнюю очередь — вернее сказать, вообще не интересуют. Люди гибнут за металл, как сказал классик. Этим все сказано, и вряд ли ты сумеешь добавить что-то новое, даже если будешь говорить до самого отлета в Нью-Йорк.

— Да, деньги-дребеденьги, будь они неладны… — вздохнул Ник-Ник. — Ну и чего ты хочешь?

— Ты сам только что сказал, — напомнил Молчанов. — Именно их я и хочу, и не думаю, что тебя это хоть капельку удивляет. Ты сам обещал мне долю, помнишь?

— А я от своих слов не отказываюсь. Сам куда-то запропастился, а теперь являешься с претензиями…

— Ситуация изменилась, — перебил его Молчанов, — так что причитающаяся мне доля отныне составляет… ну, скажем, половину того, что получишь ты.

— Половину?!

— Не забывай, твои кореша пытались меня убить. За это я мог бы забрать у тебя все до копейки, а самого тебя взять к ногтю, как гниду, но я незлопамятный. Обобрать тебя до нитки — значит обозлить и заставить искать способ поквитаться. Тогда тебя все-таки придется шлепнуть, а ты мне нужен живой и дееспособный. Это ведь не последний чемпионат в карьере твоего подопечного, верно? Да и чего ты так всполошился? Свои убытки ты всегда можешь хотя бы частично компенсировать за его счет. Ты ведь и так обдираешь его как липку. Ну, отстегнешь ему еще на пару процентов меньше, он и не заметит. Как заметить, когда даже приблизительно не знаешь размеров собственного заработка! Ну, что скажешь?

Безродный молчал, сосредоточенно выковыривая из пачки очередную сигарету. По салону, сменяя друг друга, скользили полосы тени и света от уличных фонарей, и в этом летящем, переменчивом освещении лицо Ник-Ника выглядело осунувшимся и сосредоточенным, как перед выходом на ринг.

— Не о том думаешь, — снова не дождавшись ответа, сказал ему Молчанов. — Не надо придумывать, как от меня избавиться. Это так же неконструктивно, как бегать по автомобильной стоянке и материться, потрясая кулаками, после того, как у тебя угнали машину. Даже если ты найдешь людей, способных справиться с этой задачей, и даже если они с ней действительно справятся — в чем я лично очень сомневаюсь, — тебе это ничего не даст. Как только меня погасят, подробный, доказательный очерк твоей славной биографии автоматически станет достоянием широкой общественности — в частности, работников прокуратуры, полиции и прочих неприятных организаций. Но до этого вряд ли дойдет. Просто, когда у меня начнутся неприятности, я сначала их улажу, а потом увеличу свою долю в нашем бизнесе…

— В нашем? — с горькой иронией переспросил Безродный.

— Ну да, а ты как думал? Жизнь, как бумеранг, — что ни запусти по ветру, оно обязательно к тебе вернется. Чем, скажи на милость, ты лучше тех ларечников и кооператоров, которых вы с Бесом бомбили в начале девяностых? Бог велел делиться, это тебе любая амеба подтвердит. Кроме того, я могу быть полезен. Я не только способен обеспечить вам обоим безопасность, но еще и имею на твоего чемпиона некоторое влияние. А это, с учетом его строптивого характера, немаловажно.

Безродный наконец закурил и вяло отмахнулся дымящейся сигаретой.

— Какой там, в ж…, характер, — пренебрежительно бросил он. — Парень уже сломался, понял, что мочиться против ветра себе же дороже. Деньги, Федя, кого хочешь уму-разуму научат, и, будь в его ослиной башке хоть миллиграмм серого вещества, он бы давно это понял.

— Да хватит тебе уже его костерить, — умиротворяющим тоном предложил Молчанов. — Парень — золото, талант. А что характер взрывной и кровь горячая — на то и Кавказ!

— Ерунда это все, — возразил тренер. — Таких талантов в любой подворотне навалом. А что до характера, я всегда говорил: нет у этих черномазых никакого характера. Дерьмо это, а не характер, сплошной гонор и дешевые понты. Кричит, петушится, а дашь ему по сопатке да макнешь разочек мордой в говно, и дело в шляпе — он уже готов тебе ботинки лизать. И, что характерно, на стороне продолжает петушиться: не тронь, а то зарежу! Тьфу, слякоть! Чемпион… Кукла, марионетка! Чего он без меня стоит-то? Да все они одинаковые, кого ни возьми. Нынче все одним миром мазаны — что певцы, что бойцы: только и умеют, что перед камерами красоваться да бабки обеими руками грести.

— Да, — после непродолжительной паузы сочувственно произнес Молчанов, — у тебя и впрямь накипело.

— Погоди, — мрачно предрек Николай Николаевич, — потрешься около него подольше — у тебя еще не так накипит!

— А вот от этого уволь, — неожиданно возразил Молчанов. — Что, у меня других дел нет, по-твоему? Чего ради я стану около него тереться, в каком качестве? Да и не хочу я этого, елки-палки!

— То есть ты свое дело сделал, — полувопросительно сказал Ник-Ник. — Все разнюхал, всех выследил, посадил на крючок, выговорил себе долю и можешь спокойно стричь купоны, пока другие работают. Так?

— Это бизнес, — напомнил Молчанов. — И жаловаться тебе не на кого. Я, в отличие от тебя, никого не обманывал и долю свою заработал честно, рискуя шкурой — своей, заметь, а не чужой. Так почему бы мне теперь немножечко не отдохнуть?

— Черт, — сказал Ник-Ник озадаченно. — Ловко ты устроился! Теперь тебе даже «чтоб ты сдох» не скажешь — а вдруг возьмешь и сдохнешь? Ты сдохнешь, а меня повинтят…

— Да, — делано посочувствовал его горю Молчанов, — придется тебе теперь заботиться не только о своем здоровье и здоровье нашего чемпиона, но еще и о моем. Приехали, — добавил он, плавно останавливая машину на ярко освещенной площадке у въезда во двор элитной высотки, в которой обитал его пассажир.

— Сколько с меня? — не то в шутку, не то всерьез поинтересовался Ник-Ник.

— Пятьдесят процентов, — напомнил Молчанов. — Так что лучше оставь в покое кошелек, вряд ли у тебя при себе имеется такая сумма.

— Не так уж она и велика, — предпринял последнюю попытку поторговаться Безродный.

Молчанов укоризненно поцокал языком.

— Брось, Ник-Ник, — сказал он. — В наше время ни один букмекер не записывает ставки мелом на доске или карандашиком в засаленном гроссбухе. Все пользуются компьютерами, данные идут через Всемирную сеть, и для продвинутого пользователя не составляет никакого труда проследить путь каждого поставленного тобой на проигрыш твоего воспитанника цента. А я как раз и отношусь к категории продвинутых пользователей. Нынче без этого даже человека грамотно не кокнешь, не говоря уже о том, чтобы заработать немножко денег.

Высадив пассажира, он весело помахал на прощанье рукой и укатил. Ник-Ник остался стоять на ярко освещенном лампами повышенной интенсивности, выложенном разноцветной цементной плиткой тротуаре. Его душила бессильная ярость, и осознание того, что ничего уже не исправишь и не вернешь назад, только усиливало это неприятное чувство. Куда ни ткнись, все выходы и лазейки были надежно перекрыты; как ни кинь, выходил клин. Ник-Ник чувствовал себя гроссмейстером, которому поставили детский мат в три хода; ему до смерти хотелось сорвать на ком-нибудь злость, отвести душу, но и этого он не мог: у него не было даже собаки, чтобы хорошенько пнуть ее под зад.