Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Откуда-то послышался отдаленный гул. Остановившись, Якушев снова поднес к глазам бинокль. Вскоре в просвете между ветвями мелькнуло что-то белое, движущееся по извилистой горной дороге со скоростью, свидетельствующей о том, что за рулем приближающейся машины сидит либо профессиональный гонщик, либо один из лихих местных джигитов, которым все нипочем и которых ничто не берет как раз потому, что они ни черта не боятся.

Якушев потянулся к микрофону рации, но прежде, чем нарушить радиомолчание, все-таки посмотрел туда, где несколько секунд назад видел Данилыча и Баклана. Там уже никого не было, лишь слабо колыхались потревоженные кем-то — уж, наверное, не Ти-Рексом — ветки. Машина, белая «Лада» престижной некогда шестой модели, выскочила из-за поворота и, лихо прыгая с кочки на кочку, промчалась мимо. Глядя на нее в бинокль, Якушев заметил, что ветровое стекло треснуло по диагонали, а боковые затонированы так густо, словно их просто оклеили изнутри плотной черной бумагой. Передний регистрационный знак отсутствовал, а задний был такой грязный, ржавый и даже, кажется, мятый, что Якушев не сумел разобрать номер. Юрий хмыкнул; машина скрылась за поворотом, и сейчас же из придорожных кустов двумя пятнистыми призраками выскользнули Быков и Баклан.

Баклан проводил машину долгим прищуренным взглядом: она ему не понравилась, хотя назвать причину своей неприязни он бы затруднился. Впрочем, причина эта лежала на поверхности: он еще слишком живо помнил, чем подчас бывают начинены вот такие консервные банки на колесах в здешних неспокойных местах. Любой из тех, кто сидел внутри проехавшего мимо автомобиля, мог оказаться врагом; так было, когда Баклан наведывался сюда в последний раз, и с тех пор вряд ли что-нибудь изменилось. Тем более что сейчас, как и тогда, он приехал на Кавказ вовсе не чаи с бубликами распивать…

Ти-Рекс посмотрел на часы, покосился на затянутое плотными тучами небо, а затем заглянул в извлеченную из наколенного кармана карту.

— Километров пять, — сообщил он вполголоса. — Дойдешь, боец?

— Обижаешь, Данилыч, — сказал Баклан.

— Да кто ж тебя знает, чем ты в своем ночном клубе занимался, — хмыкнул майор, убирая карту в карман и застегивая клапан. — На фейс-контроле стоять — не по горам лазать.

Он, как и Баклан несколько минут назад, посмотрел налево и вверх, где скрывался затянутый тучами гребень хребта, и сейчас же, словно отвечая на незаданный вопрос, в наушниках послышался мягкий удар: Якушев хлопнул подушечкой пальца по укрепленному у щеки микрофону, подавая условный сигнал, означавший, что он жив, ведет наблюдение и что путь перед ними свободен.

— Айда, — сказал Ти-Рекс и первым двинулся вперед, по-прежнему держась ближе к обочине, чтобы при первых признаках опасности мгновенно и бесшумно раствориться в лесу.

Баклан двинулся за ним. Для этого ему пришлось преодолеть некоторое внутреннее сопротивление; его будто что-то не пускало, и, осознав, что это неприятное чувство ему хорошо знакомо, он удвоил внимание. Конечно, впереди шел Данилыч, за которым все они привыкли чувствовать себя как за каменной стеной. Он молчал, но что-то в поворотах его головы и в том, как напряженно сутулились его широкие плечи, подсказывало: Ти-Рексу тоже не по себе, и молчит он только потому, что, как и Баклан, еще не уяснил причин своего беспокойства.

Если хорошенько разобраться, причин для тревоги у них хватало, и у Быкова их было куда больше, чем у всех остальных. Им, как пролетариату накануне революции, нечего было терять, кроме своих цепей, а вот майор рисковал многим — в первую очередь своими погонами и только потом свободой и головой. В данный момент их четверка представляла собой не что иное, как незаконное вооруженное формирование — то есть, говоря простым языком, банду наемников, тайно проникшую на территорию субъекта Российской Федерации с целью слегка пощипать перышки так называемому мирному населению. Уже само по себе это было достаточно скверно — по крайней мере, с точки зрения упомянутого населения, не говоря уже о правоохранительных органах. А если станет известно, что маршрут вооруженной банды начался от ворот российского военного аэродрома, скандал может получиться грандиозный. Ти-Рекс все это знает, помнит и имеет в виду, и его это не может не беспокоить: он, кадровый офицер, привык действовать по приказу, который снимает с него хотя бы часть ответственности за пролитую в ходе выполнения задания кровь. А здесь он действует на свой страх и риск, под свою полную ответственность, и чувствует себя, наверное, так, словно, выходя утром из дома, забыл надеть какую-то важную часть гардероба — например, штаны…

«Нет, — подумал Баклан, — вряд ли дело в этом. Данилыч — железный мужик, его этими юридическими закавыками не проймешь. И потом, Данилыч Данилычем, а меня-то почему так плющит? Мне-то что до всего этого? Даже если поймают и посадят, что я теряю? Какая мне разница, торчать в ночном клубе или на нарах в лагерном бараке? Нет, ребята, тут что-то другое…»

Додумать эту мысль до конца он не успел: Ти-Рекс вдруг остановился и поднял руку, подавая сигнал «замри», и в то же мгновение в наушниках послышались три быстрых коротких удара: шедший верхом Якушев заметил опасность на долю секунды позже, чем Быков ее почуял.

Опустив бинокль, Якушев снял с шеи ремень «драгуновки», расчехлил прицел и приник глазом к окуляру. Перекрестие скользнуло по пестрым от красно-желтой листвы ветвям и замерло, нащупав среди камней фигуру в сером городском камуфляже. Человек лежал в удобной ложбинке между замшелыми валунами, держа в руках направленный на дорогу автомат. Якушев повел стволом винтовки, отыскивая новые цели. Те не заставили себя долго ждать; не сходя с места, Юрий насчитал шесть стволов и четыре гранатомета — ручных противопехотных «мухи». Все как один участники засады щеголяли в камуфляже, но камуфляж был, во-первых, без знаков различия, а во-вторых, разный: у кого черно-серый, милицейский, у кого армейский коричнево-зеленый, а двое были одеты в брюки и куртки цвета осеннего листа. Заметив на одном из них резиновые сапоги, Юрий окончательно успокоился: это была не армия и даже не милиция. Просто аборигены готовили кому-то торжественный прием, и Якушев озадачился: интересно, кому?

Ответ напрашивался сам собой, и Якушеву он активно не нравился. Дорога, возле которой сидели в засаде горячие сыны кавказских гор, была малоезжая. Она вела в небольшое высокогорное селение, издавна служившее родовым гнездом могущественному клану Исмагиловых, на протяжении десятилетий, если не веков, находившемуся в состоянии кровной вражды с родом Расуловых. Полчаса назад из селения вниз, в сторону Махачкалы, пропылила рейсовая маршрутка; пять минут назад в обратном направлении проехала белая «шестерка». Оба автомобиля беспрепятственно миновали засаду. Это означало, что о банальном разбое не может быть и речи; вообще, количество и экипировка людей, которых Якушев рассматривал через прицел снайперской винтовки, наводили на воспоминания о лихих деньках контртеррористической операции с активными боевыми действиями и массированными нападениями на военные конвои, сопровождаемые бронетехникой и спецназом. Чтобы расстрелять из кустов какого-нибудь местного чиновника или бизнесмена, пускай себе и с охраной, такого количества стволов не требуется. Значит, горцы готовились отразить вооруженное нападение, а, по имеющимся в распоряжении группы оперативным данным, нападать на Исмагиловых никто не собирался, то есть никто, кроме майора Быкова и его группы.