Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

— И хоть имел я представление, что это есть мое падение… — пропел Жук.

Слух у него был не ахти, а голос и того хуже, так что петь он обычно стеснялся даже наедине с собой. Так было всегда, и сейчас, нарушив установленное им же самим правило, он испытал при звуках своего так называемого пения привычную неловкость, такую сильную, что замолчал и даже огляделся по сторонам, как будто опасаясь, что в машине вдруг появились слушатели — ветром их надуло или запрыгнули на ходу, пока он философствовал на горном серпантине при скорости девяносто километров в час…

Машину тряхнуло на ухабе, в открытом кузове глухо брякнули плохо закрепленные канистры с бензином. Встречный ветер был холодным, пронизывающим; вдыхать его было все равно что пить ледяную, кристально чистую воду из родника, с той лишь разницей, что от родника, напившись, можно отойти в любой момент, а перестать дышать — значит умереть. Дышать приходится тем, что есть, и тут, как и в случае с выбором профессии и судьбы, твои желания и предпочтения никого не интересуют.

Откуда-то долетел до боли знакомый звук, похожий на сильный отдаленный удар молотком по доске. Звук повторился, затем последовала целая серия громких раскатистых хлопков: пах-пах-пах-пах; прямо по курсу над развалинами аула поднялось клубящееся, растущее вширь и ввысь шарообразное облачко дыма, и лишь спустя мгновение слуха коснулся громовой удар разрыва.

— Ого, — изумленно приподняв брови, пробормотал Жук. — Это еще что такое?

Наблюдаемое им явление действительно было довольно странным. По плану он должен был пригнать машину в аул к назначенному сроку и, подыскав укромное местечко среди развалин, дожидаться там прибытия Быкова с группой. Ти-Рекс с ребятами (и, если повезет, освобожденным из плена Расуловым) собирался подойти к аулу с другой стороны. Поскольку перед этим им предстояло еще наведаться в гости к Исмагиловым, их появления здесь можно было ожидать не раньше чем через час-полтора. Тем не менее в развалинах шел бой, и это не лезло ни в какие ворота. Впрочем, на войне как на войне; здесь поговорка «Человек предполагает, а Бог располагает» верна, как нигде, и самые подробные, тщательнейшим образом разработанные планы сплошь и рядом оказываются ни на что не годными, потому что противник тоже не сидит сложа руки, у него тоже имеются свои планы. А конечный итог, как правило, зависит от того, насколько точными были данные разведки, легшие в основу этих планов…

Откуда-то сверху и справа, вывернув с какого-то почти незаметного с дороги бокового ответвления, наперерез «лендроверу» Жука вдруг выскочила потрепанная зеленая «Нива» и с ходу, не дав ему времени на раздумья, ударила в борт стальной рамой самодельного «кенгурятника». Удар едва не сбросил пикап с дороги; слева за частоколом хлипких бетонных столбиков ограждения туманно голубела пропасть, и тот факт, что он едва туда не спикировал, мгновенно вышиб у Жука из головы всю философию, приведя его в состояние холодного расчетливого бешенства — то самое, в котором он становился по-настоящему опасным для любого противника.

Пока Жук выравнивал машину, уводя ее подальше от обрыва, «Нива» вырвалась на полкорпуса вперед и круто вильнула влево, норовя довести начатое дело до конца. Ее водителю явно не терпелось проверить, умеет ли Жук летать самостоятельно, без крыльев, винтов и купола над головой. Жук, в свою очередь, точно знал, что летать он умеет — так же, как все, строго по вертикали, сверху вниз, — и вовсе не горел желанием демонстрировать это умение первому встречному лицу «кавказской национальности». Поэтому он резко затормозил, уходя от удара, и сразу же газанул, чувствительно наподдав бампером «лендровера» в пыльный багажник «Нивы».

Удар был рассчитан точно и пришелся в правую сторону. «Ниву» неудержимо повело влево, к обрыву; водителю пришлось довольно резко затормозить, чтобы избежать той участи, на которую он только что пытался обречь Жука. Последний взял еще правее, «лендровер» круто накренился, карабкаясь на каменистый склон обочины. В клубах белесой пыли, которыми заволокло «Ниву», забилось косматое злое пламя выстрелов; чудом уцелевшее окно слева от Жука разлетелось вдребезги, окатив его водопадом осколков; мимо лица, обдав кожу могильным сквознячком, с противным визгом пронеслась пуля. Мысленно поблагодарив господина олигарха за основательность, с которой тот подошел к вопросу экипировки, Жук правой рукой сорвал с пояса гранату. Кольцо с чекой осталось болтаться на петле брюк; Валерий разжал пальцы, отпустив рычаг, и услышал характерный металлический щелчок пружины.

— И — раз, — давясь пылью, летящей из-под колес идущей почти впритирку «Нивы», неторопливо произнес он. — И — два…

Почти не глядя, он швырнул гранату через плечо в разбитое окно. Стальное яйцо, вертясь, мелькнуло в пыли и, как в колодец, беззвучно кануло в черный оконный проем «Нивы». Жук даже не посмотрел в ту сторону — он и так знал, что не промахнется. Он вдавил педаль газа в пол, резко вырвавшись вперед, и услышал за спиной оглушительный кашляющий звук разрыва. Пикап тряхнуло, по крыше что-то полоснуло с пронзительным скрежетом, по кузову градом забарабанили мелкие осколки. Жук бросил взгляд в боковое зеркало, ничего не увидел, кроме клубящегося облака дыма и пыли, а в следующее мгновение зеркало разлетелось вдребезги, разбитое просвистевшим мимо куском дымящегося железа. Повернув голову, Жук увидел охваченный чадным пламенем остов автомобиля, который как раз в этот момент, сбив столбик ограждения, медленно, будто нехотя, перевалил через край обрыва, клюнул носом и скрылся из глаз, оставив после себя лишь тающее облако дыма да россыпь коптящих ошметков на дороге.

Жук отнесся к этому событию вполне спокойно. Минуту назад его могли убить, но противник допустил ошибку, дав ему возможность нанести ответный удар. И раз уж случилось так, исход дела можно было считать решенным: когда речь заходила о том, чтобы что-нибудь куда-нибудь бросить, равных Жуку не было. И как ни странно, этим редким умением точно бросать всевозможные снаряды в цель он был обязан не столько школе, пройденной в ВДВ под чутким руководством сначала инструкторов учебного центра, а потом незабвенного Ти-Рекса, сколько своей книжной начитанности и богатому воображению. У его бабушки, в прошлом тоже школьной учительницы, среди прочих подписных изданий на полке стоял роскошный шеститомник Фенимора Купера. Валерку Жукова приучали к чтению, что называется, с младых ногтей, и уже к девяти годам он мог часами напролет чуть ли не наизусть заливать сверстникам о приключениях Натаниэля Бампо — Кожаного Чулка, Большого Змея Чингачгука и его сына Ункаса — последнего из могикан. Он бредил индейцами и требовал, чтобы его называли Большим Змеем; он мастерил луки при помощи позаимствованного дома кухонного ножа, а потом, наскучив рукодельем, метал этот нож во что попало — в дерево так в дерево, в забор так в забор, а бывало, что и в дверь. За изуродованные двери и стены ему не раз доставалось на орехи, и любой другой пацан на его месте в два счета остыл бы к этой забаве, благо мальчишкам в этом возрасте не приходится долго ломать голову, придумывая, что бы еще учудить, — безумные затеи сами собой так и лезут из них, как дрожжевое тесто из кастрюли. Но Жук не переключился на другой предмет, неожиданно для себя обнаружив, что метать нож в цель у него получается лучше, чем у сверстников. Он стал развивать это умение, доводя его до совершенства, и со временем достиг неплохих результатов в метании чего угодно, будь то камень, перочинный нож, найденный на чердаке бабушкиного дома ржавый серп, топор или обыкновенная кривая палка. Поэтому попасть с двух метров гранатой в окно движущегося автомобиля ему было все равно что высморкаться: с одной стороны, дело нужное, приятное и для здоровья полезное, а с другой — ну чем тут хвастаться?