Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

Это был не паркетник, а настоящий внедорожник, недурно приспособленный для такой езды. Для такой, да не для такой; клиренс у него, как ни крути, был намного меньше, чем у «Урала», и это обстоятельство в полный голос заявило о себе, когда «мерин» мертво засел, надевшись колесной аркой на высокий, едва не по пояс, острый пень, оставшийся на месте поваленной грузовиком молодой сосны.

— Топор и домкрат, лопата и мат — лезьте на дерево, кому дом маловат, — слегка перефразировав Стейнбека, прокомментировал это событие Юрий Якушев. — Можно оправиться и перекурить, — добавил он в прозе, обращаясь к испуганно глядящим на него женщинам.

И, подавая пример, уселся на железный пол кузова у заднего борта и достал сигареты.

Ему было безразлично, как поступил экипаж потерпевшего аварию «мерседеса», пересели они в другие машины или пустились врассыпную на своих двоих. Это были рядовые потерпевшей поражение армии, и даже при самом удачном стечении обстоятельств выбор у них был невелик: либо залечь на дно и глухо завязать, либо так или иначе продолжить и со временем получить свое — может быть, срок, а может, и пулю.

«Урал» продолжал наносить ущерб природным ресурсам автономии и Российской Федерации в целом, упрямо и беспощадно прокладывая путь через лесопосадку. Колючие ветки с громким шорохом скребли по железу, стволы ломались с треском, похожим на выстрелы, под колесами хрустели ветки, двигатель злобно ревел и завывал, с натугой вытаскивая тяжелую машину из глубоких колдобин в рыхлом песчаном грунте. В кузове громыхало и лязгало наваленное как попало железо, разговаривать было невозможно, и Юрий просто курил, время от времени рассеянно улыбаясь жене и дочери Горчакова. Ему подумалось, что женщин следовало бы пересадить в кабину, пока их не придавило каким-нибудь контейнером, но Сарайкин, черт его дери, был прав и тут: пересадка означала бы остановку, а остановка — задержку. И задержку, возможно, длительную: пока машина движется, все еще куда ни шло, но если, трогаясь с места после остановки, она забуксует в песке — все, пиши пропало. А забуксовать она может вполне, потому что перед ней сплошная стена деревьев, а за рулем не профессионал, а обыкновенный мент, умеющий, конечно, отличать газ от тормоза, но вряд ли обладающий хоть каким-то опытом управления большегрузной техникой.

Съезжая с дороги в посадку, Сарайкин повернул не налево, к городу, а направо, в сторону новостроек и аэродрома сельхозавиации. Возможно, он выбрал это направление по просьбе Юрия; вполне вероятно, это было сделано машинально, просто потому, что правая обочина всегда ближе левой, и свернуть туда проще. А может быть, в нем просто заговорила ментовская натура, подсказавшая, что перестрелка в центре города — это ЧП, которое уже не прикроешь никакой липовой отчетностью. Как бы то ни было, избранное им направление Юрия устраивало целиком и полностью — хоть ты встань во весь рост в пляшущем, как палуба попавшего в сильный шторм утлого рыбацкого баркаса, кузове, засунь большой палец левой руки за пройму тельняшки, простри правую вперед и вверх и картаво провозгласи: «П'явильной доёгой идете, това'ищи!» И вылети вверх тормашками на эту самую дорогу после очередного толчка…

Треск ломающихся, как спички, под напором стального клыкастого бампера стволов неожиданно прекратился. Колючая лапа напоследок мазнула Юрия по голому плечу, «Урал» свирепо взревел, штурмуя кювет, и с трудом, опасно кренясь на правый борт, наискосок вскарабкался по крутой насыпи на шоссе. Юрий выбросил за борт короткий окурок и, привстав на одно колено, посмотрел назад.

Где-то там, довольно далеко, красноватыми вспышками сверкало отражающееся от ветровых стекол закатное солнце. Бинокля не было, но что-то подсказывало, что это не просто движущиеся в попутном направлении машины местных обывателей. И верно: «Урал» не намотал на свои ведущие мосты и километра, когда темные точки за его кормой выросли, приобретя знакомые очертания и превратившись в черные полноприводные «мерседесы». Правда, их было уже не три, а всего лишь два, но это мало что меняло. Сарайкин тоже заметил погоню и наддал, но это была попытка убежать на четвереньках от племенного орловского рысака: «мерседесы» приближались, и у Юрия в наличии имелось всего пять пистолетных патронов, чтобы их остановить.

Он думал, что давно избавился от мальчишеского пристрастия к театральным жестам, но сейчас ему вдруг захотелось подняться в кузове во весь рост, чтобы противник мог хорошенько разглядеть его обтянутый линялым десантным тельником мускулистый торс и понять, с кем придется иметь дело. Это было, конечно же, глупо и бесполезно; Юрий мог побиться об заклад, что кое-кто из рейдеров, не снимая, носит под одеждой точно такие же тельники в голубую полоску, и что это не помешает им сделать из него решето. И все-таки, поддавшись порыву, он начал вставать.

И едва действительно не вылетел из кузова, как из катапульты, когда машина вдруг резко, неожиданно затормозила.

Не удержавшись на ногах, Юрий упал, больно ударившись плечом об острый угол железного контейнера, сразу же вскочил и поверх кабины посмотрел вперед.

Впереди, перегородив шоссе своей пятнистой приземистой тушей, стоял выкатившийся со второстепенной дороги бронетранспортер. Плоская башенка повернулась и замерла, нащупав цель подвижным черным хоботом крупнокалиберного пулемета.

— Ё-мое, две точки сверху, — сказал Якушев, торопливо выкапывая из кармана мобильный телефон.

Одним нажатием клавиши набрав заранее внесенный в память аппарата номер (и при этом второпях от усердия едва не раздавив ни в чем не повинный прибор), он дождался ответа и отчетливо произнес в трубку:

— Белиберда.

— Абракадабра, — откликнулась трубка сипловатым мужским голосом. — Проезжай.

Бронетранспортер зарычал, окутавшись сизым дымом выхлопа, и попятился, открыв проезд. Сарайкин, продолжая демонстрировать чудеса сообразительности, воткнул передачу, дал газ, и грузовик, приняв к обочине, осторожно, будто на цыпочках, протиснулся мимо пышущего жаром, воняющего соляркой БТРа.

— Тормози! — крикнул Юрий, обернувшись к кабине, и, когда машина остановилась, сказал высунувшемуся в окно Сарайкину: — Приехали, подполковник. Давай смотреть кино. Дамам это видеть не обязательно, — добавил он, обращаясь к женщинам, которые, обняв друг друга, вжались в угол кузова. — Можете вылезать, этот поезд прибыл на конечную станцию и дальше не пойдет. Ступайте, поздоровайтесь с отцом семейства. Он в кабине, если вы случайно не в курсе.

Рискуя пропустить самое интересное, он помог жене и дочери Горчакова спуститься на землю, а потом торопливо вскарабкался обратно в кузов, забрался на крышу кабины и, выпрямившись во весь рост, стал смотреть на дорогу.