Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

Рейдеры одновременно обернулись.

— Не стреляйте, я представитель прессы! — крикнул им Харламов, в ту же секунду поняв, что пистолет в его руке трудно перепутать с диктофоном даже сослепу.

Рейдер начал поднимать автомат, и Илья Николаевич машинально ткнул в его сторону стволом пистолета. Он еще не знал, собирается стрелять или нет, но пистолет решил этот вопрос за него: он выстрелил, и в полном соответствии с теорией, согласно которой любое, даже самое маловероятное событие рано или поздно должно произойти, девятимиллиметровая пуля со стальным сердечником ударила рейдера почти точно в середину лба. Он рухнул как подкошенный, и Илья Николаевич поймал себя на том, что не испытывает по этому поводу никаких эмоций — возможно, из-за нехватки времени на интеллигентные переживания по поводу совершенного убийства, а может быть, потому, что не видел лица убитого, скрытого черной трикотажной маской. Эта маска лишала рейдера индивидуальности, превращая просто в опасный движущийся объект, который нужно было во что бы то ни стало остановить.

Что и было сделано. Плевать, что благодаря слепому везению; главное, что сделано.

По неопытности Харламов слишком слабо держался за рукоятку. Отдача едва не вывихнула ему кисть, пистолет выпал из ушибленной ладони, ударился о бетонный пол и выстрелил еще раз, заставив второго рейдера машинально присесть. Не выпрямляясь, прямо с корточек, он дал короткую очередь навскидку. Пули простучали по жестяному кожуху сварочного аппарата, звякнула разбитая кафельная плитка на дальней стене; с некоторым удивлением обнаружив, что его даже не задело, Харламов вспомнил о прячущихся в кузове «Урала» женщинах и, метнувшись в сторону, бросился бежать, прекрасно понимая, что бежать некуда: выход остался у него за спиной вместе с рейдером.

Рейдер спокойно прицелился в прикрытую выгоревшей на солнце рубашкой-поло худую спину с выпирающими костлявыми лопатками и спустил курок. Боек сухо щелкнул, упав на пустой патронник. Отшвырнув разряженный автомат, рейдер выхватил пистолет, но беглец уже скрылся с лини огня. Перепрыгнув через тело убитого товарища, рейдер бросился в погоню.

Харламову продолжало везти — сказочно, нереально, впервые в жизни везти. Вместо того чтобы угодить в глухой тупик, забиться в угол, как крыса, и умереть, он вдруг увидел прямо перед собой открытую дверь. С ходу проскочив ее и ухитрившись при этом не запнуться о высокий порог (везет, братцы, ну надо же — везет!), он вихрем влетел в заставленный грязными верстаками и какими-то громоздкими, замасленными и закопченными механизмами ремонтный бокс. Ворота были закрыты и, надо полагать, заперты снаружи. Проверять, так ли это, не было времени: за спиной слышался приближающийся топот преследователя. Судя по звуку, рейдер двигался намного быстрее Ильи Николаевича, и неудивительно: все-таки это был тренированный боец, а не слабый здоровьем корреспондент провинциальной газеты.

В дальнем углу помещения виднелась еще одна дверь, и Харламов устремился к ней, уповая на то, что она не заперта. Где-то на полпути он разглядел на двери простой железный засов; засов был задвинут, зато замочная скважина отсутствовала напрочь, и это служило очередным признаком продолжающегося небывалого везения. На бегу Илья Николаевич подумал, что у него сегодня выдался на диво счастливый денек; проведи он этот день не под пулями, а за рулеткой или карточным столом, выигранных денег могло бы хватить на всю оставшуюся жизнь. Наверняка хватило бы — при его-то запросах!..

Добежав до двери, он дернул засов и понял, что везение кончилось: проклятая железяка даже не шелохнулась. Харламов ухватился за нее обеими руками и потянул изо всех сил — увы, с тем же результатом.

— Стой, сука! — выкрикнул, вбежав в бокс, рейдер и открыл огонь.

Первая пуля пробила дверную филенку в нескольких сантиметрах от головы Харламова. В это самое мгновение он заметил, что засов не так прост, как показалось вначале: там имелся стопор, который следовало освободить, прежде чем отодвинуть щеколду. С удивившей его самого быстротой сообразив, как работает этот примитивный механизм, Илья Николаевич сдвинул книзу металлическую пуговку стопора, снова потянул, и на этот раз засов открылся как миленький, легко и непринужденно. В эту секунду что-то сильно, но безболезненно ударило корреспондента в правую лопатку. Рука моментально онемела, сделавшись чужой и непослушной, а в следующее мгновение лопатка взорвалась адской болью. Почти теряя сознание от этих никогда прежде не испытанных ощущений, Илья Николаевич толкнул дверь, и в это время вторая пуля вошла в его спину на десять сантиметров левее и чуточку ниже первой.

Ноги корреспондента «Мокшанской зари» Харламова подломились, и он мягко повалился навзничь, в последний момент увидев перед собой короткий неосвещенный коридор, в глубине которого кто-то стоял. Шаги приближающегося рейдера доносились до него словно из далекого далека и воспринимались как нечто, не имеющее к нему никакого отношения.

— Отбегался, писака, — сказал, подойдя вплотную к Илье Николаевичу, рейдер.

Навстречу ему из двери, порог которой так и не сумел переступить корреспондент Харламов, вдруг шагнул человек в полицейской форме. Рейдер вскинул пистолет, но тут же расслабился, увидев знакомое лицо.

— Привет, начальник, — сказал он. — А я тут, видишь, с прессой общаюсь. Слушай, что это твои придурки у ворот устроили?

— Отвлекающий маневр, — глядя на лежащего у его ног корреспондента, безразличным тоном ответил полицейский.

— Да какой, на хрен, отвлекающий маневр?! — возмутился рейдер. — Они же боевыми шмаляют!

— Да ладно, — вяло усомнился подполковник Сарайкин и трижды выстрелил в собеседника из пистолета.

Рейдер повалился, как срубленное дерево. Сарайкин снова перевел задумчивый взгляд на Харламова. Тот еще был жив, о чем свидетельствовали вздувающиеся и лопающиеся на его губах пузыри кровавой пены.

— Как же ты мне надоел, — вздохнув, сказал ему Сарайкин. — В любую дырку без мыла… Вот и допрыгался, правдоискатель.

Опустив ствол пистолета пониже, он сделал контрольный выстрел. Распростертое на бетонном полу тело вздрогнуло, на губах вздулся и лопнул последний пузырь, оставив на испачканном кровью худом лице россыпь мелких красных брызг. Сарайкин плюнул на труп, а затем вернулся в коридор и, заглянув за угол, позвал:

— Михаил Васильевич, давайте сюда, путь свободен!

Обогнув лежащее на дороге тело в такой же, как у него, черной униформе и легком кевларовом бронежилете, Юрий осторожно двинулся к стоящему на осмотровой яме «Уралу». На ходу он бросил быстрый взгляд направо и вверх. Труп снятого им часового по-прежнему лежал на металлическом балкончике, свесив вниз голову в маске и кажущиеся неправдоподобно длинными руки. Дверь в кабинет завгара была открыта настежь, и это было весьма утешительное зрелище: по крайней мере, у господина щелкопера хватило ума и сноровки на то, чтобы отпереть замок. Да и вообще, на поверку Харламов оказался не таким слабаком, каким выглядел, о чем неопровержимо свидетельствовало наличие в гараже еще одного покойника, мимо которого только что прошел Якушев. До настоящего солдата ему было еще очень далеко, но право называться мужчиной этот очкарик сегодня точно заслужил.