Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

— Благодарить вам надо Харламова, — возразил Юрий. — Судя по тому, что вы мне рассказали, и где его нашли, вас с Валентиной Ивановной спас именно он. Спас в буквальном смысле, уведя рейдеров от грузовика. Героизм в чистом виде, вот что это было. Без рисовки, без расчета на вознаграждение, даже без свидетелей, один на один со своим страхом — это, Марина Михайловна, героизм в чистом виде, без примесей. Послушайте, — добавил он уже совсем другим тоном, — подскажите, если не трудно: в вашем городе есть хоть одно место, где можно выпить чашечку хорошего кофе? А лучше две. Три дня тут отираюсь, тычусь во все двери и все никак не могу понять, каким образом вашим землякам удается превращать простую смесь молотых кофейных зерен и воды в ту отраву, которая у них получается.

— Секреты местной кулинарии, — сказала Марина, и по голосу Юрий понял, что она улыбается. — Нет, за деньги вы у нас хорошего кофе не найдете. Чтобы его получить, надо напроситься в гости — например к нам.

К ней явно возвращалось игривое настроение, и Юрий уже не впервые пожалел о своей мальчишеской выходке — там, в кузове «Урала», когда напоказ играл бицепсами. Впрочем, он тогда хотел всего лишь подбодрить женщин, чуточку поднять им настроение, не предполагая, что Ростислав Гаврилович попросит его тут задержаться. В его планы вовсе не входил роман с провинциалочкой, которая, при всех ее положительных качествах, почти наверняка подумывала о получении московской регистрации — где-то там, на заднем плане, между прочим. А может быть, и не между прочим, и совсем не на заднем, а наоборот.

Но сейчас это оказалось ему на руку. Если на запястье у одного из рейдеров действительно были часы Камышева, значит, в захвате напрямую участвовал кто-то из местных. Вот они, «метастазы», о которых давеча говорил его превосходительство!

Автомобильный двигатель на улице замолчал. Стукнула калитка, скрипнули проложенные вдоль стены дома в качестве тротуара доски, и в сгущающихся сумерках из-за угла показалась приземистая широкая фигура — черная, с белой грудью, разделенной надвое темной полосой галстука.

— Марина, ты скоро? — спросил Горчаков.

В доме опять затянули «Ой, мороз, мороз».

— Простите, — сказал Юрий, вставая с крыльца. — Это я виноват. Вот, набиваюсь к вам в гости на чашечку кофе. Заодно хочу заключить с вами одну маленькую сделку.

— Какую сделку? — насторожился Горчаков.

Еще пару минут назад Юрий отнес бы его прохладный тон на счет собственной недавней грубости, но сейчас все стало чуточку иначе. А может, и не чуточку.

— Взаимовыгодную, — сказал он. — По обмену полезной информацией. Я обязуюсь развеять ваше беспокойство по поводу небезызвестной папки…

— Которую вы упустили, — еще прохладнее подсказал Горчаков.

— Можно выразиться и так, — не стал спорить Якушев. — А вы, со своей стороны, посвятите меня в подробности истории, в ходе которой у вашего родственника пропало кое-какое личное имущество. А заодно объясните, почему до сих пор предпочитали о ней помалкивать. Ну же, Михаил Васильевич! Там, на заводе, вы очень неплохо держались. Не надо меня разочаровывать. В конце концов, на вас родная дочь смотрит!

— То-то и оно, — заметил Горчаков.

— Кажется, я вас понял, — поразмыслив над этим странным замечанием, сказал Юрий. — Но, продолжая по привычке играть в молчанку, вы не защищаете своих близких, а подставляете их под новый удар. Вот, Марина утверждает, что на одном из рейдеров, которые ворвались в ваш дом, были часы Камышева. Подумайте секунду и поймите, что живете на пороховой бочке. В один прекрасный день кто-то устанет бояться, что его опознают, и в вашем доме случится пожар. Или взорвется газ, или… да мало ли способов!

— Вам бы сетевым маркетингом заниматься, — проворчал Горчаков. — Мертвого уговорите! Ладно, считайте, что свою чашку кофе вы выторговали.

— Только не надо сыпать туда крысиный яд, — попросил Юрий, — у меня от него несварение желудка.

— А знаете, — направляясь по гуляющей под ногами дощатой отмостке к калитке, сказал Горчаков, — в это не так уж трудно поверить.

«Я вернусь домой на закате дня, — пели в доме. Кто-то громко зашикал, повисла пауза, и в наступившей тишине одинокий мужской голос с пьяной слезой допел: — Напою жену, обниму коня!»

Стоя у окна гостиной на втором этаже, он сквозь полупрозрачную тюлевую занавеску наблюдал, как из двора с соблюдением всех тонкостей сложившегося, устоявшегося, отработанного до мельчайших деталей ритуала неторопливо и торжественно выплывает черный «мерин» представительского класса. Едва выехав за ворота, водитель включил мигалку. Сигнал звукового оповещения, в народе именуемый крякалкой, вскрикнул два раза, предупредив всю округу о том, что на дорогу выехала важная персона, и замолчал. За «мерседесом» на улицу выкатился соплеменный ему внедорожник той же масти, под завязку набитый охранниками, которые в своих удушливо-черных костюмах и белых рубашках смахивали не то на пингвинов, не то на официантов, обслуживающих большой официальный прием. Оставшийся во дворе охранник по имени Гриша, одетый, в отличие от тех, кто отправился в город, в пестрый черно-серый полицейский камуфляж со звездочками прапорщика на матерчатых погонах, нажал кнопку на распределительном щитке, и кованая узорчатая решетка неторопливо поползла вправо, перекрывая выезд. Перед тем как скрыться в своей стеклянной будке у ворот, прапорщик Гриша бросил быстрый взгляд на окна второго этажа. Природа этого взгляда была проста и понятна: Гриша знал, что сегодня ему представится верный шанс немножко подзаработать, и не удержался, проверил, на месте ли потенциальный работодатель.

Работодатель был на месте — а куда, собственно, он мог деться?

Он отошел от окна. Уже вечерело, но торопиться не следовало, надо было дать «меринам» отъехать подальше, чтобы наверняка гарантировать себя от неожиданных сюрпризов. Дядюшкин тесть, Павел Игнатьевич, несмотря на занимаемый высокий пост, был еще тот жлобяра — иначе говоря, по старой памяти оставался бережливым и прижимистым во всем, что касалось его личного имущества и финансовых средств. Он мог, чего доброго, с полдороги завернуть весь кортеж обратно, чтобы забрать забытые очки или любимую ручку с золотым пером. Отчего же не завернуть, если бензин и машины казенные, водители и охрана получают зарплату из областного бюджета, а ручка — своя, личная, любимая, которой привык ставить подписи и резолюции?

Так что торопиться, действительно, не следовало, да и, по большому счету, было некуда. До города час езды, на часах нет еще и семи, а настоящая движуха в кабаках и ночных клубах начинается не раньше одиннадцати.