Сергей Иванов - Смерть двойника

А вы говорите: «Разврат и пошлость!»

Да, впрочем, вы и сами все это знаете. Только признаться неудобно.

Но теперь Надька начинала жить в другом измерении. То была пожухлой резиновой грушей неопределенного цвета и назначения, а то вдруг получила перспективу стать голубым воздушным шаром. Так хотелось ли ей тащиться к эрзац-любовнику и делать перед собой вид, что она принимает его грубость и глупую гневливость за проявление сильного мужского характера?

А ведь если уж говорить до конца, она такую дурость сама же себе и устроила — отдала в руки тому несчастному Лехе Сурикову некий компромат на себя. И зачем? Чтобы в нем появилось побольше уверенности и силы… Вот идиотка несчастная, вот действительно половая извращенка!

Но подробнее об этих разборках речь пойдет впереди…

Итак, она не поехала на свидание. И ради чего, вы узнайте! Ради того, чтобы еще раз сделать Севе массаж лица — невероятно!

В принципе массаж пациенту был необходим. Чтобы скорее исчезли следы операции… А вы же представляете, что должна испытывать женщина, когда она в течение получаса похлопывает, гладит — только что не целует пальцами! — лицо любимого человека. Надька именно эти неописуемые чувства и испытывала!

И Сева тоже, как она с радостью замечала. И Сева тоже!

Казалось бы, ну и упадите друг другу в объятия. Вы же современные люди. Но стояла некая преграда. Пожалуй, даже можно сказать, какая точно.

Понимаете, когда люди встречаются, чтобы побыть вместе… ну, может, месяц-два-три и до свидания, тогда они, конечно, — стремительно в койку. Дабы время не терять. Но когда душа чувствует, что это у тебя надолго, что это твой суженый-ряженый, ты все чего-то тянешь да тянешь… Чуть ли не стесняешься, честное слово!

Кто их, баб, разберет?

— Так, Сева, собирайтесь! Сегодня у нас официальный выход! — сказала она бодрым, не терпящим возражения тоном. — Борис Николаевич ведет свою жену в ресторан!

Ему и действительно пора было появиться на людях. А главное — Надьке очень хотелось посидеть с ним в кабаке. И еще она питала надежду, стерва-барышня, что посидят, действительно, кирнут немного, потанцуют, а там само собой и произойдет то, без чего гаснет костер взаимной привязанности…

Джинсы долларов за семьдесят, «зимняя майка» с какой-то надписью, тоже примерно за семьдесят, куртка кожаная «зеленок» за двести пятьдесят, кроссовочки подходящие — так она его одела. Все Борисово ему оказалось впору. Только Борис был более полноват. Оно и понятно: разница почти семь лет. Но под прекрасной «наворотной» курткой несколько обвислая джинсовая попка почти не просматривалась.

Надька протянула ему ключи от машины:

— Я сейчас. Мотор погрейте пока.

Сева (абсолютный Борис, только привлекательнее) стоял, растерянно улыбаясь… Первый прокол — такой улыбки у Бориса не бывает.

— Вы… не умеете водить?!

— Да вот… не приходилось…

Теперь и Надька в растерянности смотрела на своего кавалера. Вдруг он произнес Борисовым голосом уверенного барина, который, однако, еще вчера был совершенным быдлом:

— Надьк! Дай-ка рюмаша. Что-то выпить хочется… Это была одна из частых его фраз — Сева несомненно слышал ее в видеофильме. Только произнес, как всегда, по-своему: выпячивая Борисову интонацию якобы удивления, что, мол, никогда в жизни вот не хотел, а тут вдруг такая странная причуда.

Боже мой, она подумала, десять лет мною правил свинопас, а я и не заметила!

— Вы что на меня так пристально смотрите? — спросил он уже своим обычным голосом. — Я говорю, если от Бориса Николаевича будет пахнуть, он же за руль не сядет. Зачем ему нарываться — верно?

Налил полстакана водки. Но не выпил, а пошел в ванную… У Надьки глаза полезли на лоб, когда она услышала, что Сева… полоскает рот… а потом выплевывает!

Хохоча, она распахнула дверь:

— Послушайте, конспиратор! Вы себя и в ресторане так собираетесь вести?.. Чтоб как следует пахло, надо внутрь проглотить. Иначе вас разоблачат как позорного трезвенника. Ну-ка! Заткнули нос и на счет «три»…

Он усмехнулся с залихватской наглостью Бориса:

— Маслину мне подцепи, куколка… Грохнул водку, вытер усы…

— Кстати, он никогда не утирается! — заметила Надька с влюбленной ехидностью.

— Вы просто еще не видели, как он пьет в усах. Вот сегодня я буду пить и утираться. Это станет нормой усатого Бориса Николаевича. Значит, передайте ему, чтобы с этих пор он тоже пил и утирался!

Надька смотрела на довольного, смеющегося Севу: «ах ты, мальчик глупый, подсадная утка, скажи спасибо, что нравишься мне! А то бы…» Но может, он потому и вел себя так беспечно, что проинтуичивал Надьку насквозь. Может, он потому и способности такие выказывал, что старался ее обольстить.

И чем больше он старается, чем лучше учится, тем скорее станет готов исполнить роль погибшего Бориса. Трупа.

Нелепость какая!

В кабаке все шло нормально, Сева был естествен… «как Борис». И Надьку от этого без конца разбирал смех, чего никоим образом нельзя было себе позволять: ведь известно, что они в размолвке, чуть ли не в разводе. Сева ничего про это не знал, но ему и знать ничего не следовало, потому что Борис в такой ситуации нисколько бы не думал о Надькиных переживаниях. А тем более о своих! Переживания — это когда деньги делаешь. А раз пришел в кабак, надо расслабиться. Возвратясь домой, он бы почти наверняка попробовал ее трахнуть. Такие ситуации бывали меж ними не раз… Может, не совсем такие, но подобные… И Борис, выпив, конечно, начинал с ласковостью танка укладывать ее в койку.

— Ты хотя бы извинись сначала, помирись… — говорила она с отчаянием.

— Постель помирит!

Так что Сева мог себя вести «фристайл», лишь бы под Бориса. Другое дело Надька… И бывает же — не напрасно она страховалась! Вроде кабак такой отдаленный — тот самый, между прочим, «Речной вокзал», в котором она не была все эти десять лет… И оказалась промашка. Для нее отдаленный, для других — родной дом! Да причем для кого еще?! Для фраера подлого, Вити Раскутина… Конкурент не конкурент, потому что кто занимается «порошковым бизнесом», никогда об этом не говорит… А все же Витюня был и далеко не товарищ. Он, кстати, тоже в кореша им вовсе не набивался. Но уж когда так получилось — встреча в кабаке, святое дело, — как не подойти?

Надька только успела сказать, что такой-то, такой-то, что отношения сложные, что беседу желательно свернуть до минимума. Хотя это и так разумелось само собой; ведь Сева видел Раскутина впервые.

Он подошел, чуть покачиваясь, но не как пьяный, а лишь демонстрируя очень хорошее настроение, что на его долю выпала такая нечаянная радость — увидеться с Борисочком: этикет есть этикет!