Сергей Иванов - Смерть двойника

— Але! Это отдел по борьбе с наркоманией?

— По борьбе с наркомафией.

— Я сейчас оставил для вас бумагу, она…

— Анонимка, что ли?

— Вы проверьте хотя бы один факт. Там все правда!

— Чего же вы тогда не подписались?

Надо было бы просто их послать на те самые буквы. Но ведь Борис теперь зависел от них: разозлятся и не будут проверять — дел у них, что ли, мало!

— Не подписался?..

Чего бы наврать? И вдруг ответил:

— Мщу… Может, и до меня когда доберетесь. А может, и нет.

Даже теперь, когда уже было ясно, что он проскочил, Игорь Евгеньевич все не мог прийти в себя и ждал, словно гласа небесных труб, когда взревут наконец моторы «боинга» и машина вырулит на старт. Наконец это случилось — Господи, спаси и помилуй! Внутри у Игоря Евгеньевича все чуть не полопалось от почти физической боли нетерпения.

Надо было немедленно расслабиться. Он нажал кнопку — подлетела стюардесса… А в России, в русском сервисе, вы такой легкости, такой быстроты, любезности ни за что не получите, ни за какие деньги. А ведь перед ним стояла, улыбаясь, простая и даже не очень вышколенная американская девчонка.

Ему хотелось выпить. Водки и пива. Обычно на людях он никогда не позволял себе столь неамериканского сочетания. Он везде и во всем старался быть американцем, только американцем. И потому сейчас ему следовало спросить виски, двойное виски или джин с тоником… Да ну их к черту! И заказал то, чего действительно хотелось: мерзавчик водочки и банку «Хенеса».

Долгие годы за границей ему немало пришлось потратить сил, чтобы отмыться, чтобы замести следы. Это в общем-то чепуха, что американцы так уж любят всех подряд антикоммунистов. Если за тобой тянется хвост дурно пахнущих поступков, ты никогда нигде не будешь принят как белый. И работу тебе дадут и жилье вместе с южноамериканцами или эскимосами какими-нибудь… если только те сами не пронюхают, откуда ты такой взялся.

Хотя его дурно пахнущие поступки были хорошо объяснимы: в девятнадцать лет — фронт, в двадцать — плен. Ну, а дальше — либо подыхай, либо с немцами корешайся… Да разве он один выбирал эту вторую, более естественную дорогу! И надо иметь много железа и снега в душе, чтобы обвинять «предателей Советской Родины»… Почему среди англичан, среди французов, среди тех же американцев — заключенных концлагерей — почти не было предателей? Да потому только, что их содержали как людей. По линии Красного Креста, по линии там всякой благотворительности. А наших… может, немцы и не возражали бы, чтоб получше, да ведь сам Сталин от них отказался: пленный — значит, предатель!

Ему много всего пришлось, чтобы у гансов более-менее выбиться в люди. А потом много опять пришлось, чтобы убежать от них, чтобы отмыться. И не отмылся бы, если б в Филадельфии, в дерьмовой закусочной не встретился с неким сосунком… Столповским Игорем Евгеньевичем. Его все пытались выставить, а он все матерился… по-русски. В Филе их, кстати, целая русская колония. И когда его все-таки всерьез взялись выставлять, пьяницу неопрятного, этот Столповский принялся вопить, какой он дворянин потомственный, и размахивать чем-то очень грязным, — как понял потом Ский, паспортом.

И тут что-то подтолкнуло будущего Ския. Он сказал малайцу, который содержал заведение, что проводит господина Столповского, что он тоже русский. На малайца, естественно, более всего подействовало, что Ский расплатился и дал на чай.

Потом они сидели под деревом на траве, никому не интересные эмигранты, а в Филе, надо сказать, много таких зеленых мест, где до тебя никому нет дела. Именно в таком месте Ский обыскал уже уснувшего Столповского. И ничего не нашел, кроме целлулоидного пакета, набитого всякими бумажками… документами, собственно. Ский взял их. А того щенка не убил, вообще пальцем не тронул. Но и больше никогда не видел — Америка огромна. И сделался Столповским Игорем Евгеньевичем, на десять лет моложе себя прежнего, сыном скромных, но очень честных русских, которые в тридцать шестом бежали на Запад вместе с четырехлетним Игорем.

А год тогда шел пятидесятый, в Америке и особенно Канаде полно было русских неустроенных «волков». Новоявленный Игорь Евгеньевич выгодно выделялся на их фоне. По-английски он говорил, правда, с акцентом, но в те годы это было в достаточной степени редкостью для русских. А ведь в этой великой, но глупой стране чертова гибель всяческих фондов, просто благотворительных дур… Нет, Америка — безумно деловая держава. Однако она же и лопоуха безмерно!

И он потихонечку пошел в гору. В Штатах (и это тоже их «закон природы») не обязательно быть лучшим в своей области, важно быть удачливым, важно нравиться, важно, чтоб на тебя появился спрос. Тогда уже не останавливайся, лови тот самый «миг удачи». В России слова эти обычно произносят с некоторой иронией, в Америке же — более чем серьезно!

Что там говорить, Ский много нахлебался, пока не вылез на относительно благополучное мелководье в этом житейском море, где уровень дерьма не доходит тебе уже до губ, а плещется где-то возле колен. И натикало ему уже почти семьдесят. Это по документам Игорю Евгеньевичу Скию было шестьдесят — вполне рабочий еще возраст. И даже годится для выгодной женитьбы. Но ведь ему было семьдесят. А в эти годы очень хочется на покой. Он еще надеялся прожить лет десять. Здоровье позволяло. Десять лет в спокойном ничегонеделании. А потом лечь в свою собственную кровать, в своем собственном доме, у окна с видом на океан и очень спокойно умереть. Когда ты уже достаточно стар, умирать не так страшно — поверьте. Но прежде он хотел иметь десять лет отдыха. Это и заставило его пойти на тот кошмарный риск, на который он пошел. Конечно, в современной Америке миллионом никого не удивишь. Игорь Евгеньевич никого и не собирался удивлять. Миллион гарантировал абсолютно спокойную старость — вот что ему было важно.

И Ский решился. Сразу, как только Надежда предложила… Сколько страхов он перетерпел, сколько сомнений. Например, ему то и дело казалось, что Борис — это не Борис, а что-то подставное, робот, нанятый актер. От него как будто и пахло по-иному. Водкой, по крайней мере, вдруг вообще перестало пахнуть. И машину водил он не так, и… единственное, что повторял себе Игорь Евгеньевич, поздно сомневаться, я слишком далеко зашел! Так он клин вышибал клином, один страх побеждал другим.

Но теперь все было позади. Не все, конечно. Его еще ждала таможня в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди… Не стоит об этом думать, заранее трепать нервы. Игорь Евгеньевич никогда не был трусом. И многие, очень многие ситуации, которые ему пришлось пережить, научили Ския бояться опасности лишь тогда, когда она действительно наступает. И ни в коем случае не раньше! До Нью-Йорка было еще почти десять часов дороги. И хватит об этом. Все в порядке! Родной миллион летел вместе с ним… Каким образом? Не хотелось бы раскрывать сокровенные вещи. Но если уж так — извольте! Во всяком посольстве есть дипкурьер. С ним нелегко завести знакомство. Но в принципе это возможно. И если ты отдаешь человеку кейс, обернутый очень плотной бумагой. Сколько он весит? Да не очень много… В тысячедолларовых бумажках семь килограммов.