Иван Черных - Охота на бизнесменов

А собака рвалась с цепи, остервенело лаяла. Она так разозлила Михаила, что он не пожалел и ее…

Вот тогда он первый раз переступил грань разумного. Злость, жажда мести помутили сознание. Но тогда он еще не задумывался над своим поступком, тем более не раскаивался. Наоборот, безнаказанное убийство толкало и на другие подобные действия. Гогенадзе, Аламазова он был вынужден приказать убить не из-за мести и даже не из-за того, что они стали бизнесменами — надо было направить следствие на ложный путь, убедить, что идет разборка между новыми русскими, не поделившими между собою сферы влияния. А поскольку Грушецкий и Татарников в какой-то степени имели дело с Гогенадзе и Татарникова арестовали, надо было «подтвердить» ложную версию следователей…

Убийства, не входившие ранее в его планы, в осуществлении с технической стороны оказались намного проще, чем с моральной. Петропавловский стал страдать бессонницей, страх возмездия витал над ним, изматывал нервы, озлоблял его еще больше. Он стал пить, меньше бывать дома, считая жену одной из виновниц всех его бед.

И вот финал — он в тюрьме… Нет, это еще не тюрьма. Он должен вырваться отсюда. А если не вырвется — лучше смерть. Но это никогда не поздно. А пока… пока надо не терять надежды…

Воскресное утро выдалось как по заказу: небо прояснилось, легкий морозец, настоянный воздух осенними бодрящими запахами призывно манил на волю. И дежурили в этот день Лисогор со своими незаменимыми помощниками: Анучиным и Верхоглядом, на которых у Петропавловского была вся надежда.

Подняли подследственных, как обычно, в 6.00. Час на туалет, на приборку. Потом построение на проверку, осмотр. Завтрак. В 9.00 — прогулка. После завтрака Михаил еще раз прикинул план побега, стараясь до автоматизма отработать свои действия, чтобы потом не терять ни секунды на раздумья. Небольшой нож, сделанный еще накануне из ложки, засунул под резинку спортивных адидасовских брюк. Пришел к выводу, что так не годится: резинка слабовата, нож может выскочить. Спрятал в рукав куртки. И тут только обратил внимание, что куртка очень уж заметная: новенькая, ярко-голубая, Лариса не поскупилась, передала недавно, как похолодало.

Окинул взглядом своих сокамерников, тоже ожидающих команды на прогулку. На одном из парней, чуть пониже его ростом, была серая, поношенная куртка.

— Махнем? — предложил Михаил, расстегивая одежду и снимая с плеч.

— Зачем? — не понял парень.

— Твоя мне больше нравится. Да ты не бойся, доплаты просить не буду, — пошутил Михаил.

— Поменяйся, — поддержал Михаила Прокопыч, давая понять парню, что лучше не артачиться. И тот снял куртку.

Прокопыч догадался о намерении Петропавловского, а когда заметил в его руке нож, шепнул на выходе:

— Я отвлеку внимание дежурного.

Михаил благодарно кивнул.

Во дворе изолятора было свежо и тихо. В рабочие дни, несмотря на толстенные стены здания МВД, сюда доносились с улицы звуки автомобилей, проникал едкий запах отработанных газов. Бодрящий морозец вытеснил его, и арестованные повеселели, ходили по двору энергичнее, толкали в разминке друг друга плечами, шутили, смеялись. Михаил поддерживал общее настроение, хотя нервы и мышцы были собраны в комок и ждали команды к действию. Хорошо, если Анучин по окончании прогулки спустится вниз, откроет калитку. А если нет? Замок в считанные секунды голыми руками не откроешь… Как-то надо его выманить оттуда…

— Побузи перед окончанием прогулки, — шепнул Михаил Прокопычу.

— Сделаем, — согласился тот. И подойдя к парням-сокамерникам, затеявшим игру «Угадай-ка». Один, прикрыв глаза рукой, вторую подставив для удара, стоял в ожидании толчка сгрудившихся позади арестантов. Прокопыч ударил с такой силой, что парень чуть не свалился с ног. Выпрямился и кинулся с кулаками на Прокопыча.

— Прекратить! — раздался со смотровой вышки зычный голос старшего прапорщика Анучина.

Другие подследственные бросились на парня и оттащили его от старика. Петропавловский не вмешивался, стоял в стороне наблюдателем. Он знал: за ним особый контроль, и не хотел в это утро приковывать к себе внимания. А Прокопыч — молодец, теперь старший прапорщик обязательно спустится на помощь сержанту, чтобы не возникло беспорядка при возвращении арестованных в камеры: в проходе, в толкучке легче всего пырнуть противника кулаком, а то и заточкой в бок.

Так и получилось. Едва раздалась команда: «Окончить прогулку!» и арестованные направились к дверям, Анучин спустился со смотровой площадки, открыл калитку и встал в промежуточном дворе. Этого Петропавловскому и надо было. Он протиснулся в середину подследственных и, войдя во двор, метнулся к калитке. Преодолеть десять ступенек ему труда не составило, он перемахнул их на одном дыхании, пробежал немного по смотровой площадке до приметного места, где колючее ограждение было чуть выше, и юркнул под него. Затрещала куртка, раздираемая проволочными шипами, Михаил еще плотнее прижался к стене и ужом пополз к спасительной сетке.

Сработала сигнализация — завыла сирена. Но он уже бежал по сетке к стене здания МВД, наискосок, где кончался прогулочный двор. За ним — промежуточное пространство, тоже огражденное колючей проволокой. Он схватился за кабель и, быстро перебирая руками, преодолел еще одно препятствие. Вот и угол здания МВД, водосточная труба…

По смотровой площадке уже бежал Анучин, толстый, неповоротливый. Остановился у проволочного заграждения. Пролезть под ним, как это сделал Петропавловский, ему и думать было нечего — слишком большое брюхо отрастил.

Михаил спустился по водосточной трубе. Во дворе никого не было. Он бегом пересек его и выскочил на улицу.

К остановке шел троллейбус, поэтому никто не обратил внимания на спешащего мужчину. Он проехал две остановки и вышел: из изолятора наверняка уже пошло сообщение по городу и его могут поджидать на любой остановке. Надо ловить такси или частника.

В это утро ему везло, как никогда: он увидел «Волгу» с шашечками на борту и зеленым огоньком. Поднял руку. Шофер затормозил. Михаил, не спрашивая разрешения, плюхнулся на сиденье и скомандовал:

— В Голицыно.

— Далековато, мужик. За обратный рейс тоже придется платить.

— Заплачу, — буркнул Михаил, глядя в зеркало заднего обзора. Погони пока не было.

Таксист, крупный мужчина примерно одних лет с Михаилом, вел машину уверенно: чувствовался профессионализм, хорошая реакция, умело обгонял частников, не допуская и мысли, что этот тощий пассажир посмеет не заплатить ему, тем более напасть; кулаки у него были с пудовую гирю, и он с помощью их, видимо, не раз решал свои проблемы. Михаил же раздумывал, как с ним поступить: вырубить сразу, как только выедут из Москвы, или доехать действительно до Голицыно, а там остановиться у лесочка и, приставив ножичек к горлу, забрать деньги и поблагодарить за быструю доставку. Деньги ему очень нужны, домой сразу не сунешься, а есть что-то надо. Лучше, конечно, закопать бы этого водилу где-то в лесочке, но мужчина нравился ему своей уверенностью, лихой ездой. И как-никак, коллега по профессии, почти родственник.