Елена Грушко - Следствие поручено мне. Повести о милиции

— Ну почему другое! — возразил Саша. — Патрон в нагане, например, был только один. Или что-то заело в оружии. Или… тут сколько угодно может быть объяснений.

Это уж точно, подумал Женя. Пусть, как говорит Гаевский, был один патрон или что-то заело. А девушка оказалась невольной свидетельницей убийства. Ее поймали и задушили. Значит, на ее одежде и теле должны быть свидетельства борьбы. Если она ехала в такси, там должны остаться какие-то ее следы: отпечатки пальцев, земля с сапог, микрочастицы одежды, например… Все возможно. Этим займется Борис Мельников. Но одно совершенно непонятно: зачем потом переезжать труп женщины?! А еще непонятно, куда это Женя ломится сейчас через кусты-колючки?.. Шарф ищет? Но зачем убийце понадобилось выбрасывать шарф? И куда он его закинул?

Кусты кончились. Женя вывалился в тонкоствольную осиновую рощицу, за которой поднималось слабое утреннее солнце. Неподалеку, за оврагом, торчали розовые и зеленые корпуса нового микрорайона. Они казались какими-то перекошенными по сравнению с тонкими стройными осинками.

Женя почему-то больше других деревьев любил именно осины. У них несправедливо дурная слава, но как нежны, гладки, ласковы на ощупь их стволы, как беззащитно круглы пятачки листьев, как пахнут эти листья — особенно сейчас, когда они покрыли землю, тронуты заморозками, отрешенно желтые, даже коричневатые… Женя бродил по поляне, глубоко зарываясь носками ботинок в листья, слушал тихое шуршание. В бледно-голубом небе еще висела белесая, прозрачная, пока не растворившаяся в солнечных лучах, луна…

Донесся затяжной гудок автомобиля. Женя встрепенулся, потерянно завертел головой. Было похоже, что полянку перепахал трактор. К ботинкам прилипли листочки, сухие травинки, древний окурок… Женя постучал каблуком о каблук, стряхивая мусор: даже голубоватый, с крошечным металлическим колесиком обрывок билетика лотереи «Спринт» прицепился — и побежал обратно.

На дорогу он выбрался вдали от того места, где начал поиски. Все стояли возле машины, только бродил за Шерифом кинолог Стариков. Когда Женя приблизился, в машине скрежетал приемник и прорывался голос:

— …образца 1931 года, калибр 7,62. Повторяю — Головко Геннадий Иванович.

Голос умолк.

— Что случилось? — спросил Женя.

— Начальник военизированной охраны кабельного завода заявил в отделение, что вчера вечером исчез с дежурства охранник, вооруженный наганом, — пояснила Маркова. — Зовут охранника Геннадий Иванович Головко.

— Да ведь это тот самый, у которого дом на капремонте! — вспомнил Женя.

Саша хмыкнул. Мудрый покачал головой. Маркова рассердилась:

— Что за чепуха?!

— Я искал Головко, когда мы проверяли всех коллег Муравьева, — объяснил Женя. И стало тихо.

Начальнику охраны Приамурского кабельного завода от Головко Г. И.

Заявление.

Прошу принять меня на работу в качестве бойца.

18.10.82. Головко

Не возражаю — в качестве стрелка.

Пашков

О. К. — оформить.

Толстоедов. 18.10.82

Почерк Головко лежал на левом боку. Подпись была на редкость неразборчива. Гаевский хотел было спросить: «Он что, левой рукой писал?» — но вспомнил строчки из словесного портрета Головко: «Нет кисти правой руки».

Он все смотрел и смотрел на это заявление, потому что противно было поднять глаза и взглянуть на трех людей, которые сидели напротив. Это были начальник караула Стрекалов, начальник ВОХРа кабельного завода Пашков и помощник директора по кадрам Толстоедов. Они являли собой в глазах Саши типичный случай разгильдяйства, халатности, дошедшего до предела пренебрежения к исполнению своих обязанностей и соблюдению элементарных правил. Как ни странно, Саше гораздо чаще приходилось слышать о совершенно противоположных случаях, когда люди, отбывшие срок, жаловались, что их неохотно принимают на работу или не принимают вообще. Работникам милиции приходилось вмешиваться, объяснять руководству предприятий, что не имеют они права отказывать человеку, который хочет загладить преступное прошлое. Смешно — именно на это стал ссылаться, оправдывая себя, Толстоедов. Но Головко-то был. ходячей иллюстрацией — хоть записывай его данные и вешай на стенку в назидание! — того, каких людей нельзя даже близко подпускать к военизированной охране.

Саша ничего не мог понять в странной логике Пашкова и Толстоедова, которые спокойно поставили на заявлении преступника свои резолюции, а в «Журнале выдачи и приема оружия и боеприпасов личного состава военизированной охраны Приамурского кабельного завода», который хранился в отделе кадров, появилась корявая подпись Головко, удостоверяющая, что девятнадцатого октября в восемь часов тридцать минут он получил револьвер наган и семь патронов к нему. Теперь их осталось шесть…

Саша наконец поднял голову. Стрекалов выглядел спокойнее других. Конечно, его перепугал сам факт исчезновения вооруженного охранника из его караульной группы, но был Стрекалов — и он сам это понимал! — в этом деле всего лишь свидетелем. Все, что мог, он уж рассказал, а потом подписал протокол своего допроса:

«Головко в девять утра по телефону доложил мне, что свой пост номер четыре он принял. До обеда я дважды разговаривал с ним, он докладывал, что все в порядке. В час дня Головко сдал мне оружие, сходил в столовую завода и снова заступил на пост. В шесть вечера он попросил у меня разрешения сходить на ужин. Перед этим он получил внеочередной аванс в размере десяти рублей. Оставив оружие в караульном помещении, Головко пошел в столовую и минут через двадцать вернулся. В семь вечера он доложил, что направляется осматривать склад. Обращает на себя внимание одна фраза, сказанная им: «После осмотра я вам звонить не буду». На это я ответил, что он должен обязательно позвонить и доложить о том, как замкнуты и опечатаны двери.

В двадцать ноль-ноль я отправился на пост номер три, чтобы осмотреть вагоны и полувагоны, предназначенные для выставки, и выпустить их за территорию завода. По пути я зашел на пост номер четыре — он был закрыт. Ожидая подачи вагонов, с поста номер три я несколько раз звонил на пост номер четыре. Ответа не было. В двадцать один час мы вместе с резервным стрелком Телегиным направились на розыск Головко. Мы прошли по территории, проверили близлежащие посты номер пять, одиннадцать, семнадцать, пожарное отделение. Обо всем случившемся я сразу же сообщил по телефону начальнику охраны Пашкову».

Сергею Сергеевичу Пашкову было на вид около шестидесяти. Седоголовый и седоусый, маленького роста и худощавый, он сидел согнувшись, аккуратный пиджак обвис, даже три ряда орденских колодок словно бы съежились. На эти колодки Саша исподтишка посматривал с недоверием и сочувствием.