Николай Чергинец - Последний герой

Немаловажным был и вопрос о Борисе Осиновском. Являясь основным спонсором предвыборной кампании Костикова, тот имел полное право знать подробности событий. Лимонов понимал, что в случае политических осложнений (он не хотел думать о провале предвыборной кампании) все шишки посыплются именно на его голову. Ведь это он свел Осиновского с Костиковым, выступив гарантом благонадежности кандидата. Поэтому по всем правилам существующего жанра Лимонов обязан был поделиться с Осиновским теми сведениями, которые узнал в аэропорту. Однако что-то подсказывало ему воздержаться от поспешного поступка. И может быть, даже не столько внутреннее чутье, сколько два немаловажных обстоятельства.

Во-первых, за все время предвыборной кампании Борис Осиновский лишь однажды поинтересовался тем, как идут дела у Костикова. Поразмыслив, Лимонов тогда отнес подобное отношение Осиновского на счет его большой занятости. Ежедневно олигарху приходилось вникать в тысячу различных проблем. Было еще и другое. Сидя как-то вечером на диване перед телевизором, он неожиданно для самого себя вспомнил, что в анонимной записке обещали показать кассету по центральным телеканалам. Ведь если шантажисты не блефовали и действительно имели доступ на телевидение, а Осиновский, финансирующий предвыборную кампанию Костикова, контролировал несколько центральных телеканалов, то это наводило на мысль о причастности самого олигарха к этому делу.

Неожиданная догадка заставила Лимонова заволноваться. Однако генерал юстиции постарался отогнать от себя недобрые мысли и переключился на Рубцова. Лимонов догадывался, какое задание получил Комбат от Валдая. Полагаясь на давнее знакомство с отставным майором-десантником, он надеялся переманить Комбата на свою сторону и взять под личный контроль поиски шантажистов и дочери Костикова. Вспоминая Рубцова, Лимонов не мог понять, как такой человек оказался в одной компании с Валдаем. Он не знал, сумеет ли склонить его к сотрудничеству. Утром, придя пораньше на работу, он поручил одному из своих помощников немедленно собрать сведения о бывшем майоре-десантнике, узнать его домашний адрес и номер телефона. Он также отправил конверт и записку на экспертизу.

Спустя час или полтора помощник положил на стол перед Лимоновым досье на Бориса Рубцова — распечатку компьютерных файлов из архива Минобороны. Вместе с распечаткой он принес фото Рубцова.

Как и следовало ожидать, в личном деле отставного майора все было в порядке: не был, не участвовал, не привлекался. Зато один перечень заслуг боевого офицера занимал половину отпечатанной страницы.

— И это все? — раздраженно выкрикнул Лимонов. — У вас ушло почти два часа на то, чтобы распечатать и подсунуть мне эту филькину грамоту?

— Да, Виктор Владимирович, все, — невозмутимо ответил помощник. — Это полная официальная информация о майоре Рубцове за последние пять лет.

— А из неофициальных источников что-нибудь есть?

Помощник только развел руками.

— Ну так проверьте! — не без раздражения потребовал Лимонов.

Лимонов попытался восстановить в памяти, как выглядел Комбат. Но всплывало почему-то только лицо офицера: продолговатое, несколько суровое… да, да… волевое, что хорошо запомнилось тогда еще подполковнику юстиции, заместителю военного прокурора Ограниченного контингента Советской Армии в Афганистане. Но Лимонов никак не мог вспомнить ни роста, ни фигуры командира роты. Так случилось, что судьба свела Лимонова с Комбатом после того, как он уже не раз встречал фамилию капитана в военных сводках о боевых действиях армейских подразделений.

Комбат был мастером по перехвату караванов с оружием, которые двигались из Пакистана в глубь Афганистана. В действиях немногочисленной группы спецназа, возглавляемой капитаном, всегда просматривалась поразительная дерзость и маневренность. Иногда создавалось впечатление, что капитан, действуя авантюрно, надеялся на счастливый случай и ему просто везло. И только позже, когда Лимонову рассказали, как Комбат проводил свои молниеносные операции, стало ясно, что капитан обладает редчайшим талантом офицера, в котором сочетались умение анализировать, знание психологии противника, трезвый расчет и, конечно же, удивительная смелость. При этом Комбат делал все, чтобы безопасность его бойцов была максимальной.

Лимонов откинулся на спинку кресла и предался воспоминаниям. Да, нахождение в Афгане было для него самым ярким периодом его жизни. Там быстро узнавались все: и подлецы и люди чести.

«Разве мог я себе представить тогда, что пройдет совсем немного времени, и я получу высокий пост, стану генералом, займу неплохую нишу в обществе, но радости от всего этого уже никогда не испытаю?.. Не то что в Афгане, где отношения между соотечественниками были вершиной человеческой чистоты», — думал генерал. Если бы в этот момент он смог посмотреть на себя со стороны, то поразился бы, увидев свое лицо: на нем пропало хмурое выражение, расправились морщины, а пальцы правой руки невольно притронулись к орденской планке на груди, где среди десятка различных наград была самая дорогая для него колодочка ордена Красной Звезды, полученного за Афган. Да, он честно заработал эту боевую награду. Не раз принимал участие в боевых действиях. Дважды пришлось лично вести огонь по противнику, когда воинские подразделения вели бой…

Лимонов вспомнил, как летом 1987 года он находился в колоне техники, направляющейся из Кабула в Шиндант. Лимонов сидел на броне танка, за башней, куда усадил прокурора заботливый командир роты, который объяснил, что в случае подрыва на мине это самое безопасное место. В семидесяти километрах автомобильная колонна, которую сопровождали танки и бронемашины, попала в засаду. Душманы в первую очередь расстреляли головной и замыкающий танки, после чего обрушили весь огонь на колонну. Офицеры и солдаты действовали грамотно. Заработали пушки и пулеметы, а десантники немедленно спешились и атаковали противника. Лимонов оказался в группе, которая зашла душманам с фланга, что сразу же внесло панику в ряды противника. Лимонов хоть и говорил после боя, что пару духов уложил, в душе честно признавался, что он не совсем уверен, что попал в кого-либо из душманов. Он просто вел огонь по любой цели, убегавшей среди камней в глубь гор. Единственное, чему тогда поразился подполковник юстиции, это тому, как быстро он израсходовал весь боезапас — четыре магазина по тридцать патронов в каждом.

«Странно, — подумалось генералу, — но тогда я совершенно не чувствовал страха, даже никакого страха. А ведь могли и кокнуть. Погибло же тогда наших семеро парней, да и ранено было больше десятка… Но все равно это была самая счастливая часть моей жизни!»