Владимир Колабухин - В поиске истины

Жрец подбросил в очаг сухих веток, опустился на шкуру.

— Викима не спрашивает, что привело тебя к нам. Но если у бледнолицего есть мать, то лучше уходи, чтобы она не оплакивала потом своего погибшего сына.

Хейс растерянно молчал, не зная, что ответить. Неожиданно он увидел в углу освещённую блеском пламени деревянную фигурку питона. Это прибавило ему решимости. Он подсел к жрецу.

— Скажи, как ты вылечил того человека?

Викима долго молчал, задумчиво глядя на огонь очага. Наконец он поднял голову.

— А зачем тебе знать? Разве ты тоже болен?

— Нет. Но у меня на родине умирает один старик. Если ты поможешь вылечить его, я хорошо отблагодарю тебя.

— От судьбы не уйдёшь, — возразил Викима. — Рано или поздно наши души вознесутся к предкам. Даже деревья в конце концов засыхают. Неужели не устало его тело, не болит голова? Разве бессонница не мучает его?.. Умирая, человек избавляется от многих печалей.

— Всё это так, мудрый Викима… Однако ему хочется вернуть молодость. Мачири долго не стареют… И помогает им в этом Боа.

Старик поднялся и гневно сказал:

— Бледнолицые узнали нашу тайну! Они хотят лишить нас последней надежды.

Хейс тоже вскочил.

— Нет, нет! Я лишь прошу помочь больному старику!

Жрец как-то сразу обмяк: ему уж очень хотелось поверить, что белый человек действительно пришёл «переломить стрелу» — установить мир.

— Хорошо, — не сразу ответил он. — Я помогу… Если мачири не отдадут бледнолицего в жертву Боа.

Элл содрогнулся.

— Меня — в жертву?

— Мачири хорошо помнят, чем отплатил им белый человек за гостеприимство. Они скоро вернутся.

И действительно, снаружи послышался грохот барабанов, шум голосов. Хейс в тревоге выглянул из хижины. На поляну, потрясая луками и дротиками, выскакивали из зарослей индейцы.

— Спокойно! Не стрелять, — приказал своим побледневшим парням Хейс. — В наших руках сам жрец.

Он понимал, что сейчас решается судьба всей экспедиции. Конечно, автоматная очередь могла бы отбросить индейцев, но кто потом показал бы логово удавов?

Элл снова скрылся в хижине.

— Останови их, Викима!

— А что он скажет им?

Грохот барабанов усилился. Хейс выругался, грубо схватил старика за плечи…

— Послушай, Викима! Ты, видно, забыл про огонь Железного Пальца? Если будет выпущена хотя бы одна стрела, потом мало кто из мачири уцелеет. Разве ты этого хочешь?

Старик гордо высвободился, молча вышел из хижины и поднял руку в знак того, что хочет говорить. На поляне разом всё стихло. Десятки горящих глаз впились в жреца. Он выдержал паузу и чётко произнёс:

— Бледнолицые — мои гости. Я всё сказал!

Глухой ропот разнёсся по поляне. Но Викима уже скрылся в хижине. Через минуту разбрелись кто куда и индейцы.

У Хейса отлегло от сердца. Он с удовлетворением отметил, что его фортуна явно милостива к нему.

Одно удручало Хейса: Викима наотрез отказался выделить проводников в джунгли. Старик объяснил, что мачири никогда не осмеливались охотиться на Боа, а лишь раз в году после линьки подбирали её шкурки с чудодейственными венчиками, и до той поры, как понял Хейс, оставалось ещё не менее месяца. Встречаться же с живой Боа индейцам воспрещалось: «Кто хоть раз предстанет перед ней — жестоко пострадает!» — так гласило их поверье.

Выйдя из хижины, Элл со злой усмешкой спросил своих парней:

— Как вам эти дикари — не очень досаждали?

— Всё о’кей, мистер Хейс!.. — за всех отозвался верзила пилот. — А поначалу я малость струхнул. Вот, думаю, и отлетался… Здорово они своего старикашку слушаются!

— Ну-ну, — чуть оттаял Хейс. — Значит, поживём ещё! — он присел на пенёк, стал с интересом наблюдать за мачири.

Индейцев в племени было немного, человек пятьдесят. Занимаясь каждый своим делом, они, казалось, не обращали на белых людей никакого внимания, лишь искоса угрюмо поглядывали на вертолёт.

После ужина все мачири собрались перед ритуальным столбом и затянули грустную песню, покачивая бёдрами и пританцовывая. Особенно красиво танцевала одна из девушек. Эллу показалось, что она украдкой с интересом посматривает на него. Он убедился в этом, перехватив её взгляд: девушка сразу сбилась с ритма и быстро отвела в сторону свои чёрные смущённые глаза.

Внезапно поляну окутала душная, наполненная тревожащими звуками ночь. В считаные минуты стало совсем-совсем темно, и лишь отблески затухающих костров помогли Хейсу добраться до палатки.

Элл опустил над раскладной кроватью противомоскитную сетку, а чтобы до него не добрались клещи и другая подобная мерзость, опрыскал всё вокруг инсектицидом и завалился спать.

Однако сон его не был спокойным. Где-то совсем рядом с палаткой ухала ночная птица, громко и злобно ревели обезьяны, от укусов клещей и звенящих над ухом москитов не помогала ни сетка, ни инсектицид. Утром Элл встал с опухшим от укусов лицом и больной головой.

Почёсывая зудящие от волдырей руки и щёки, Хейс вышел из палатки. Вокруг было тихо и солнечно, светлой бирюзой отливало ясное, безоблачное небо. Будто и не было этой чёрной беспокойной ночи.

Хейс решил не терять даром времени. Заверив Викиму в том, что он не будет охотиться на Боа, Элл, прихватив с собой парней Колвера, отправился в джунгли, на разведку. Но поиск питонов оказался тяжёлым и бесплодным. Несмотря на царивший там полумрак, нигде не ощущалось прохлады или хотя бы освежающего ветерка. Уже через несколько минут Элл изнемогал от влажной духоты. В глазах рябило от какофонии цветов: голубого, красного, жёлтого, зелёного… Надоедливо, пронзительно орали попугаи, швырялись сверху увесистыми плодами обезьяны, больно хлестали звенящие под тесаком лианы, кожа горела от укусов невиданных насекомых…

Так продолжалось и в другие дни. С каждым часом люди Колвера всё больше скисали, да и Хейс чувствовал себя уже на грани сумасшествия от «зелёного ада». И когда однажды утром люди Колвера с трудом поднялись с постелей и отказались идти в джунгли, Элл был вынужден вызвать Колвера по рации и попросить разрешения на передышку, чтобы группа могла дождаться линьки питонов.

Но тот и слушать ничего не хотел.

Элл с досадой выключил рацию и, взбешённый, покинул вертолёт. День ещё только начинался, но уже стояла адская жара. Спасаясь от обжигающих солнечных лучей, он укрылся под пышной листвой могучего дерева и бессмысленным взором уставился на поляну. Солёные струйки пота стекали по лицу, разъедая почерневшую кожу, но Элл всё сидел и сидел под деревом, тупо глядя на молчаливых индейцев, копошившихся у хижин.

Неожиданно одна из девушек, которая уже не раз заглядывалась на Хейса, кротко приблизилась к нему.