Дэвид Гудис - Зарубежный криминальный роман

Она сидела с бокалом в руке и задумчиво смотрела на завитки каминной решетки.

— Идите сюда, — позвала Гала.

Я послушался и сел на диван рядом с ней. Должен сознаться, что ей не пришлось повторять дважды.

— Эти фотографии двух-, трехлетней давности, — начала она. — В то время я работала для Дома моделей в Сан-Франциско. Но начать мне придется издалека, иначе вы не поймете. Если бы не моя жизнь в прошлом, сегодня я не оказалась бы в таком положении. У меня не было ни братьев, ни сестер. Только я, моя маленькая тихая мама и старик-отец, который пил, как бочка, и шел по жизни, как бульдозер.

Я ненавидела и презирала его. Я родилась недалеко от Боулдер-Сити. Отец в то время работал на строительстве на озере Мед, а мама держала что-то вроде столовой. Тяжелые роды подорвали ее здоровье. Ее существование сводилось к бесконечным ссорам и спорам по всякому поводу и без повода, отец орал и ругался как негр, бил посуду и ломал мебель. Когда он ушел в армию, стало легче, но после возвращения — хуже прежнего. Бедная мамочка принимала его таким, как он есть, и оправдывала, как могла. Удивительно: как это он не убил ее, так он над ней измывался. Она всегда была болезненной и покорной.

Мне тоже доставалось, особенно стало плохо, когда я подросла и мы переехали в Лас Вегас, там отец работал на стройке, монтировал леса.

Я видел, что ей хотелось рассказать мне всю свою жизнь, и понимал, что придется выслушать, чтобы подойти к последним событиям. Я откинулся на подушки и не прерывал ее. Она только начала.

— Первый настоящий скандал разразился, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Однажды в кино я встретила школьного приятеля, он пригласил меня в кафе, и я пришла домой поздно. Старик избил меня ремнем. Он запер дверь спальни изнутри, а мама кричала снаружи и не могла войти. Отец был пьян в стельку и, думаю, не отдавал себе отчета в том, что делает. Он меня жутко отделал. Он разорвал на мне платье и обвинил в том, что я гуляю с мальчишками.

Беда в том, что я и тогда уже сформировалась как девушка. Люди давали мне восемнадцать-девятнадцать. Некоторые девочки ведь развиваются раньше. Как и все, я купила помаду и пробовала краситься. Однажды вечером отец застал меня за этим занятием и снова избил. В этот раз он разорвал в клочки мое платье и поранил меня пряжкой. Он внушал, что я не должна показывать свое тело мужчинам. Я плакала на кровати, а за дверью мама умоляла его прекратить. Он отвечал ей ругательствами, от которых и матросу пришлось бы лихо.

В тот вечер, отделав меня, он спустился вниз и снова напился. Мне было так больно, и я была так зла, что хотела вызвать полицию, но мама воспротивилась. Может быть, она боялась, что потом старик с ней расправится. Однако до него, видимо, дошло, что он переусердствовал, и несколько недель было поспокойнее. Потом все началось сначала.

При таком положении вещей мне и в голову не могло прийти пригласить кого-то в дом. У нас не было друзей; он вечно оставлял нас без гроша, так что мы постоянно бедствовали. Как-то летом мама решила, что я уже большая и меня надо приодеть. На свои сбережения она купила первое в моей жизни приличное платье: дешевое ситцевое платьице, но, надев его, я почувствовала себя принцессой. Отец был на работе, и я решила пойти прогуляться в город, посмотреть витрины, словно бы иду за покупками.

Ну так вот, возвращаясь домой, я прошла мимо отеля Кабана. На траве вокруг бассейна пестрели яркие тенты, под которыми сидел народ, молодежь плескалась в воде. Газон был низко подстрижен и от него исходил чудесный запах: словно зеленый ковер раскинулся до самого белого здания гостиницы с яркими жалюзи, построенной в колониальном стиле. Люди беззаботно наслаждались жизнью. И я вдруг поняла, что жизнь — это не жалкое существование, которое мы вели в бедности среди оборванных обоев. Это не консервы, которые мы ели, и не ругательства, которые я слушала ежедневно. К горлу у меня подкатил комок, мне нечем было дышать. Я стояла и смотрела как завороженная. Минут через десять я заметила, что рядом со мной остановился молодой человек лет двадцати пяти. Его взгляд смущал и вместе с тем забавлял меня. До этого единственный мужчина, который смотрел на меня, держал при этом ремень. Он заговорил, и я разом вспомнила все предупреждения отца. Одно то, что я стою здесь, в новом синем платье, привлекло ко мне внимание юноши: я чувствовала себя превосходно. Я поняла, что обладаю богатством, не имеющим ничего общего ни с деньгами, ни с общественным положением, ни с воспитанием. Я поняла, что обладаю богатством от рождения, и с его помощью могу избавиться от нищеты. Мне казалось, что я начинаю новую жизнь.

Я и сейчас не знаю, что это был за парень, даже имени его не помню. Но встреча с ним имела для меня решающее значение. Когда он предложил мне выпить что-нибудь в гостинице, я испугалась — меня страшила роскошь. До этого я никогда не выходила за пределы своего окружения, а Кабана в Лас-Вегасе — только для богатых.

Он взял меня под руку и повел к Кабане. Может быть, он не понял, что мне так мало лет, а я со своей стороны делала вид, что эти места давно мне знакомы. Он был из очень богатой семьи, ездил на огромной машине, и гостиничная прислуга обращалась к нему с особым почтением.

Я веселилась в тот день как никогда. Мы посидели во внутреннем дворике, потом он взял для меня напрокат купальник, и мы наслаждались прохладной водой бассейна, как все богачи, которые проводили там время. Потом он стал приставать ко мне, уж очень мне, наверное, шел этот купальник, так что даже жалко было с ним расставаться. Однако мне не хотелось, чтобы молодой человек трогал меня: я пошла с ним только потому, что у меня было желание развлечься. Мне с трудом удалось от него отделаться. Под каким-то предлогом я распрощалась, оставив выдуманный адрес, чтобы он писал мне, и он проводил меня на вокзал: я сказала, что уезжаю. Оттуда я пошла домой пешком. Вы бы видели меня в тот момент: я шла, как по облаку, парни вдоль дороги свистели мне вслед: тогда, в шутку, я стала покачивать бедрами. Я была взбудоражена. Я строила планы, один фантастичнее другого. Свист парней убедил меня, что, пользуясь своей привлекательностью, я могу чего-то добиться. Я не собиралась ни продавать ни своего тела, ни вступать в связь с мужчиной, который мог бы содержать меня. Меня занимали совсем иные мысли. Я увидела, что нравлюсь, и мечтала отомстить отцу, опустошив бумажник какого-нибудь мужчины. Природа дала мне для этого все средства. Я не намеревалась идти по стопам моей матери. Подходя к двери дома, я имела уже готовое решение. Я во что бы то ни стало накоплю два-три миллиона долларов. Мне казалось, что единственная стоящая вещь — это бабки. Во что бы то ни стало я должна была добиться независимости.